Он же больше меня перепугался. Он так матерился, ни разу не видела его неуравновешенным, я его совсем не знаю все таки. И узнавать не должна.
Ладонью упираюсь в его бедро и пытаюсь встать.
— Не уходи пока, — он садится вплоборота. За подбородок притягивает мое лицо и накрывает ртом губы.
Ударяю его по плечам и верчу головой, он наседает, я мяукаю ему в рот.
Он отрывается, смотрит в глаза.
— Член горит. Яйца горят, — докладывает. — Ты мне отказываешь — а я готов землю перевернуть. И посадить тебя на кол.
— Ты мудак, — с размахом шлепаю его по губам.
Ловлю его потемневший взгляд. Он уточняет:
— Всё, кис? Вся твоя ненависть?
Не вся, но ему, похоже, совсем не больно, а мне так надо что-нибудь ему сделать. Ногтями замахиваюсь по щеке.
— На!
— Всё?
— На ещё!
— Я щас тебя трахну.
— Мечтай!
— Жёстко выдеру.
— Заткнись!
— Бей сильнее, сучка!
— Пошел нах*й!
Вцепившись в воротник поло пытаюсь его встряхнуть и от бессилия, что не могу выплеснуть злость, схожу с ума.
Он резко толкает меня в мое кресло. Нависает сверху. Набрасывается на губы. Сбоку дёргает ручку, и сиденье падает назад.
До меня с трудом доходит, что я кусаю его язык, настойчиво проникающий мне в рот. Пальцами загребаю мягкие волосы. Из меня рвётся ярость, но я уже так распалена, что ничего не соображаю и не контролирую действий, лишь выплескиваю чувства, вплетая их в его жажду.
Ладонью он забирается мне под ягодицы, сильнее вжимая в себя. Целует губы и шею, срывая дыхание, на секунды зависает, глядя в глаза, и я эти глаза знаю, и словно сплю, проваливаюсь в широкие зрачки, и меня нет, а есть мое трясущееся тело под ним, он толкается в меня бедрами, шов на брюках врезается между ног, всё нетерпимее, его губы всё горячее, и все чётче мысль про большой твердый член у него в штанах.
Жёстко меня выдрать, чтобы я орала, орала, орала, выла и выла, как волчица на луну, и без сил уснула под боком у моего серого волка.
Снаружи в уши пробирается громкий сигнал клаксона.
После различаю свет фар, пронизывающих салон.
Алан отжимается на руках, не глядя назад лезет на свое сиденье, открывает машину.
Выходит на улицу и хлопает дверью.
Переворачиваюсь на живот и приподнимаюсь. Щурюсь в заднее стекло. Фары гаснут, различаю белое авто Алана и выходящего оттуда Артура.
Сглатываю.
Всё настолько плохо, он не подошёл сам, он подозревал, на что здесь может нарваться.
И он бы нарвался.
Если бы на пять минут позже подъехал.
Поднимаю кресло и в гудящей голове не найду ответа, как такое вышло, почему же я так сорвалась.
Он ведь специально меня довёл.
Умеет играть на нервах.
Кошусь в окно.
Они стоят. Идёт дождь. Они разговаривают. Наверное, негромко, крик бы ко мне просочился.
Это тоже плохо.
После крика, когда остываешь, можно найти компромисс.
А вот если разговаривать тихими вкрадчивыми голосами, как психи в ужастиках…
Запугав саму себя, выползаю на улицу.
Они стоят между машинами, в разлившейся по обочине луже. Артур лицом ко мне, смотрит через плечо Алана, как я неуверенно плетусь к ним и цедит:
— В машину сядь. Я щас подойду.
Вода косыми струями падает прямо в лицо, тру нос и топчусь на месте и не понимаю, зачем я, вообще, выперлась.
Мимо проносится черная машина. В нескольких метрах от нас резко тормозит. Катит назад. Равняется с нами. Останавливается. Стекло опускается, и выглядывает Андрей.
Глава 40
У Андрея в салоне играет радио. Ди-джей жизнерадостно поздравляет всех с пятницей и желает незабываемо поразвлечься на выходных.
Классный совет.
Атмосферный.
Заводной голос ведущего словно из параллельной вселенной звучит, и я когда-то и сама там жила, в мире, где люди с нетерпением ждут выходных, а теперь торчу на пустой и мокрой полутемной дороге холодным осенним вечером под дождем в компании трёх мужчин с неизвестными намерениями.
Три машины, стоим на обочине — будто торгуем здесь оружием, меняем чемоданы денег на пакеты с белым порошком, и все такое, нуарно, как в кино про гангстеров.
Андрей убавляет звук. Говорит:
- Мудрые вещи по радио советуют. Давайте мотанем в клуб. Будем пить и танцевать.
Предложение совсем не вяжется с его кислой миной. Он сидит, положив локоть на открытое окно, зубами зажимает сигарету.
Артур идёт к нашей машине:
— Хорошо повеселиться. Настю с Мариной не забудьте. А мы с Юлей едем домой.
— Юля не хочет домой, — Алан нагоняет его в два широких шага. — Я ее сам отвезу. Куда скажет.
— Занятно, — Артур кивает. — Ты уже за мою жену решаешь?
— Спроси у нее.
— Юля, садись, поехали, — говорит Артур. Они оба не двигаются, заняты игрой в гляделки.
В свете фар вижу, что у Алана расцарапана щека, он стоит, сунув руки в карманы в метре от меня. А каких-то десять минут назад он держал меня в кресле, подмяв под себя, и мы целовались так, словно последний день живём, и я его обнимала.
Меня трясёт.
Разворачиваюсь. Сажусь в авто. За руль.
Пошли к чертям.
Шумно газую, качу вперёд. В зеркало наблюдаю их вытянутые лица, обернулись и пялятся вслед машине. Так-то.
Злорадствую преждевременно.
За мной, бибикнув, срывается Ауди Андрея. Добавляю скорости, попутно отжимаю воду с волос и смотрю на дорогу. Позади остался частный сектор, машин мало, но через несколько километров будет развязка, и дальше уже цивилизация.
Если успею. Он присел на хвост и безостановочно гудит, как по субботам свадебный кортеж.
Гудок вдруг смолкает и раздается его голос, усиленный громкоговорителем.
— Юлия Морозова, немедленно остановитесь, или я вас подрежу. И отшлепаю.
Чертыхаюсь. У него детство в жопе играет, какой из него майор, он же избалованный ребенок. На сколько он меня старше? На четыре года? Добавляю скорость. Он выезжает на встречную и легко меня обгоняет, и я торможу.
— Сколько можно! — выкрикиваю, выбираясь на улицу.
Он хлопает дверью, вразвалочку идёт, в одной черной футболке и джинсах, в такую холодину, под дождем. Равняется со мной и вздыхает:
