— Артур, она не дура так палиться, — в раздражении откидываюсь на стуле. Поражаюсь его наивности. — Проще прикинуться, что ничего не понимает. Что она и сделала.
— Тогда она бы исподтишка, мимоходом, в разговорах, помои на подружек лила, — спорит он. — Чтобы я задумался, может, они пизд*т. А она даже вчера их защищала. Мол, не могли они, Артур, как тебе не стыдно. А потом ревела всю ночь. Под утро устала и уснула. Устать реветь. Она не успокоилась, у нее силы кончились. Как тебе?
Никак мне.
У меня есть определенный образ, я его составляю в первую же встречу и, обычно, не ошибаюсь.
И с Юлей вряд ли ошибся, она слегка деланая, ходит, как по подиуму, задрав подбородок, туфли, как у Золушки, налезут разве что кукле, на шее и руках проступают голубые венки, четкие — мечта наркомана.
Аристократия, все прочее.
Артур ее несколько месяцев на хромой козе обкатывал, дураку ясно, набивала цену, и, умничка, хорошо набила.
Вышла замуж и расслабилась.
Поскакала по х*ям.
— С Настей они с института дружат, — напоминаю. — С Мариной последний год. Нахрена им пизд*ть?
— Я без понятия, что у этих шкур в голове, — Артур кривится. — Щас не в этом суть. Я ее напугал. Вы ее трахнули. И теперь таскаетесь, прилепились пластыри, не содрать. Его я, с трудом, понять могу. Сразу присмотрел себе мою жену. Оба глаза положил. Ну, что сделать? Вкус похож. Кто виноват? Да никто. Спасибо, что хоть просто смотрел. Пока я ее сам не оставил. А ты куда лезешь? — он резко встаёт, задев стол, и ножки скрипят по плиточному полу. — Куда все, туда и я? Отставать неохота? Боишься, что мимо тебя что-то интересное пройдет? Так нам уже не пять лет. И не десять, и не пятнадцать. Не надо подглядывать за братьями, когда они за гаражами курят. Займись своими делами.
— У нас запрещено курить, — к столику подскакивает официантка. Проснулась, тут уже дым столбом стоит. Она тычет в табличку на стене. — Немедленно выбросьте папиросу. И я должна взять с ваш штраф.
Артур кидает бычок в чашку. Лезет в барсетку, не считая достает несколько купюр.
Размешиваю остывший кофе.
Он прав.
Так все и было.
Я всерьез никем не увлекался.
Пока не началась песня Артура: моя Юля — малышка на миллион.
И пока к ней не прибавился припев: Артур, твоя Юля — даже на два миллиона малышка.
Так точно.
Косился, косился, и по уши встрял. И тут тоже никто не виноват.
Залпом допиваю кофе и встаю. Идём на выход, Артур открывает дверь.
— Тебе удобно думать, что ты развлекаешься с плохой девочкой. Зато гандон*м себя не считаешь. Но моя девочка хорошая. И обижать я ее больше не дам. Ни вам, ни вашим шмарам. Последний раз говорю — отъеб*тесь.
И я сжег всё, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал
В ресторане шумно. Звенят вилки по тарелкам и бутылки, и все болтают.
Стол длинный, заставлен разной деликатесной всячиной, во главе стоит с рюмкой в руках отец Марины.
Он с ласковой улыбкой оглядывает гостей. Благодарит за поздравления, и за подарки, и за то, что все мы здесь сегодня собрались.
Брямс, брямс, гитара.
Ладно, не гитара, в углу зала шпарят музыканты, какой-то популярный ансамбль.
Это популярный санаторий.
У нас бронь на все выходные.
Сегодня пятница, прошла неделя после того завтрака, когда Артур попросил отъеб*ться.
Артур сидит напротив, нас разделяют стол, приборы, блюда с нарезкой и салатами. Рядом с Артуром сидит киса, и у нее хорошее настроение, и она много ест.
У нее строгая укладка, черные узкие брюки, под черным пиджаком красный шелковый топ, я все видел.
Встречаемся взглядами, и она не отворачивается, смотрит на меня, медленно пьет вино.
Как раньше.
Когда наши гляделки значили лишь то, что мы друг друга раздражаем, кто первым отведет глаза — тот в негласной борьбе проиграл.
Она всегда проигрывала. Слабые нервы.
Сейчас отворачиваюсь я.
Отец толкает меня в бок, и я спешно поднимаю рюмку.
— Золотые слова! — брякаю, поддерживая тост, который пропустил мимо ушей.
Пью. Смотрю на Артура.
Классно меня на обочину сдвинули. У них покер, а у меня примитивные правила в дурачка, король старше валета, и все такое, у меня херня, и даже шанса нет, мне нельзя лезть, дама занята, красная масть в сердечках, как в мультиках, у них вместо зрачков.
Сразу отбирать шанс — это стрёмно. Я не согласен, мы все равны.
Мы все торчим за столом ещё этак с час.
И все питаются. Дамы хвалят салатики.
Та, что в сердечках, ест так, словно вернулась с голодного края. Тощая киса, куда в нее лезет. На фоне остальных, что на людях стесняются тоннами поглощать углеводы, у Юли аппетит молодого волчонка.
Учитывая, что никто не видел, как она что-то жует, и не видели уже давно — на нее пялятся и мама, и подружки, и косится Артур.
И я под шумок тоже имею право смотреть. Хочется пошутить любимой маминой фразой. Что скоро у нее появятся "щёчки".
Наклоняюсь над столом. Негромко делюсь информацией:
— Мне щас приносили тартар с картофельными крокетами и лисичками. Вкуснятина. Позвать официанта?
— Не надо, — влезает Артур. — И так щас лопнет. Юля, после диет нежелательно набрасываться на еду. Посиди спокойно. Пусть уляжется.
— Ты прав, — она вытирает губы. Кивает неотрывно следящей за ней Насте. — Ох, не муж, а бриллиант. Всегда вовремя. Кто вот ещё может похвастаться такой чуткой второй половиной? Даже не знаю, Насть.
Ирония в ее голосе доходит до цинизма. Она говорит, и разве что не смеется ей в лицо. И если девчонки ее, правда, подставили, она выбрала самую правильную тактику для мести — послать врагов в нокаут тем, что она счастлива.
Удачлива.
Беззаботна.
И жизнь ее до гротеска прекрасна.
Настя с кислой физией цедит вино.
Возможно, мне не понять этих интриг потому, что я не баба. У нас всё линейнее и проще гораздо. Зачем надо было сочинять о подруге подобную лютую дичь — волнует меня в последнюю очередь.
Мы уже занимались сексом, два раза, и там в темноте — она с жадностью меня целовала. И я ее оргазмом наш беспредел не прикрываю.
Но никто не отменял влияния случая, а это случайностью и было.
И мозг мне изрезало в клочья.
Каждую ночь снимаю с нее трусики и знаю, что не притронусь к ней всерьёз, она обнимает меня и назло Артуру просит выдрать ее во все места. И он рассталкивает нас, и забирает её, но…
