Но ты уж их услышала, богиня:
Я вижу Ипполита самого,
Он приступить готов к священнодейству
И он один… колеблешься зачем?
Не будет лучше времени и места.
Теперь искусство нужно. Я дрожу?
О, не легко дерзнуть на преступленье!
Но кто царей боится, да отложит
И честь, и справедливость. Добродетель —
Плохой слуга на службе у царей.
Ипполит
Что старческой походкою бредешь,
О верная кормилица, в волненье,
С печалью на лице? Ведь невредим
И мой отец, и Федра с их детьми?
Кормилица
Оставь боязнь: благополучно царство
И дом цветет, ласкаемый судьбой.
Но раздели всеобщее блаженство,
Меня крушит забота о тебе,
Что сам себя смиряешь добровольно.
Несчастен кто благодаря судьбе,
Прощенья тот заслуживает, но
Кто сам себя мученьям подвергает,
Заслуженно теряет блага те,
Которыми пренебрегает. Вспомни,
Что молод ты, и душу облегчи:
Ночных веселий факел подыми,
Рассеет Вакх угрюмые печали!
О, наслаждайся юностью: она
Проходит быстро. Веселись, пока
Еще балует юношу Венера.
Зачем лежишь на ложе одинокий?
Отдайся наслажденьям, и вожжи
У юности суровой распусти.
Не дай умчаться лучшим годам жизни.
Всем возрастам свое судили боги:
Веселье – юным, строгое чело
Прилично старцам. Что себя ломаешь,
Нормальное влеченье умерщвляя?
Ведь нива та дает большую жатву,
Что пышно зеленела в дни весны,
И дерево господствует над рощей,
Которое не подсекал топор.
Скорее славы достигают те,
Которых возлелеяла Свобода.
Весь грубый, одичалый, средь лесов
Влачишь ты юность мрачную, забыв
О сладостной Венере. Иль ты мнишь,
Что долг мужей лишь выносить труды,
Смирять коней неистовых и войны
Жестокие, кровавые вести?
Предусмотрел отец великий мира
При виде рук безжалостных судьбы,
Чтобы потери вечно возмещались
Рождениями новыми. Представь,
Что удалится от земли Венера,
Кто род исчезнувший восстановляет:
Пустынею бесплодной станет мир,
Не будет в море рыбы ни одной,
Исчезнут в небе птицы, зверь – в лесах.
Лишь ветер будет выть в пустом пространстве.
Как много видов смерти бедных смертных
Подстерегает: море, меч, коварство!
Представь, что нет всех этих бед судьбы:
Так сами мы стремимся в черный
Стикс! Пусть юношество девственную жизнь
Начнет вести, и с этим поколеньем
Исчезнет мир, разрушивший себя.
Так избери себе вождем природу:
Наведывайся в город, посещай
Веселые собрания сограждан.
Ипполит
Нет жизни беспорочней и свободней,
И больше близкой к нравам древних лет,
Чем та, что любит лес, презревши город.
Нет, тот не зажигается корыстью,
Кто посвятил себя вершинам гор.
Не знает он ни мнения народа,
Ни зависти отравы, ни успеха,
Минутного у суетной толпы;
Ни раб, ни враг царям, он не стремится
Ни к роскоши, ни к почестям пустым,
Свободный от надежды и от страха,
И зависть черная не уязвит
Его зубами едкими. Не знает
Он преступлений людных городов;
Он не дрожит пред всяким вздорным слухом,
Речей не сочиняет, не стремится
Свой дом украсить тысячью колонн,
Не позлащает сводов, алтарей
Не заливает жертвенною кровью,
Осыпав солью белых сто быков.
Но он в полях хозяин и, невинный,
На воздухе открытом бродит. Козни
Зверям он только строит, а устав,
В Илиссе снежном тело освежает.
То он бежит по берегам Алфея,
То в чащах укрывается густых,
Где блещут Лерны ледяные волны,
В местах безмолвных: здесь щебечут птицы,
И ясени дрожат под ветерком,
И буки древние. То попирает
Прибрежный дерн, вкушая легкий сон,
Баюкаем журчанием ручья,
Бегущего среди цветов весенних.
Плоды деревьев утоляют голод,
И ягоды с терновника дают
Закуску легкую. Он убегает
От роскоши царей: пусть гордецы
Из кубка золотого пьют; как сладко
Зачерпывать рукою из ключа!
На жестком ложе сон куда спокойней!
Не ищет он убежищ потаенных
Для замыслов преступных, и в боязни
Себя не прячет в доме. Ищет он
Лишь воздуха и света и живет
В присутствии небес. Так верно жил
Счастливый род полубогов в начале
Веков: слепая жажда злата им
Была чужда, не разделял полей
У тех народов пограничный камень.
Еще суда не рассекали море,
Свое лишь каждый море знал. Ни валом,
Ни башней не был город окружен.
Жестокая рука меча не знала
И не крушили запертых ворот
Орудья стенобитные. Земля
Не знала рабства человеку. Сами
Поля рождали плод и, ничего
Не требуя, питали племена.
Леса давали пищу, и пещеры
Тенистыми жилищами служили.
Наживы жажда тот союз разбила,
Свирепый гнев и похоть, что зажгла
