Преступным браком с матерью моей
Грозит мне Феб и ложем оскверненным.
Вот этот страх прогнал меня из царства:
Я не был изгнан от родных пенатов,
Но, не уверен сам в себе, Природа,
Почтил твои права. Когда в душе
Великий страх, дрожишь пред невозможным.
Всего боюсь, не верю сам себе.
Готовит Рок, готовит мне погибель.
Иначе как понять, что та чума,
Что широко сражает племя Кадма,
Лишь одного меня щадит? Какой
Я обречен беде! Среди развалин,
Средь вечно новых слез и похорон,
Средь мертвых тел стою я невредим
И, стало быть, виновен перед Фебом.
И мог ли я надеяться, что мне
В награду за такое преступленье
Здоровое даруют царство боги?
Виновными я сделал небеса.
Не прохлаждает свежий ветерок
Сердца разгоряченные. Не веют
Зефиры легкие, но множит солнце
Огонь в созвездье пламенного Пса
И подирает спину Льва Немей.
В реке нет влаги, цвета нет в траве,
Диркейский ключ засох, едва Йемен
Кропит волной мелеющее дно.
Темна скользит но небесам Диана,
И в облаках печален бледный день.
И в ясной ночи не блестят уж звезды,
И тяжкий мрак окутывает землю.
Дворцы богов и горние жилища
Одела ночь подземная. В плодах
Отказывает зрелая Церера.
Дрожат ее колосья золотые
И на стебле засохшем гибнет плод.
Никто погибели не избегает:
Не разбирая возраста и пола,
Со стариками юношей, с детьми
Отцов чума связует роковая.
Один костер сжигает новобрачных,
И погребенья плача лишены.
И, что всего ужаснее, привычка
К несчастиям зеницы иссушила,
И – крайней скорби верная примета —
Исчезли слезы. Одного отец
Больной несет к последнему огню,
А этого волочит мать, спеша
Дитя другое бросить в то же пламя.
Родится смерть среди самих смертей.
И падают идущие за прахом.
Те на чужом костре своих сжигают.
Крадут огонь – у бедных нет стыда.
Святых костей холмы не покрывают,
Довольно сжечь, – да жгут ли до конца? —
Для насыпей земли недостает,
Уже в дровах отказывают рощи;
Больным не помогают ни молитвы,
Ни врачеванье: падают врачи —
Болезнь с собой целителя уносит.
Припавши к алтарю, я простираю
Молитвенные руки и молю
О скорой смерти. Жажду упредить
Отчизны гибель, чтоб не после всех
Остался царь покойником последним.
О тяжкий Рок! Ужель во всем народе
Мне одному отказывают в смерти?
Так презри трон, тобою оскверненный,
Брось это место слез и погребений,
Тлетворное дыхание небес,
Отравленных тобою, гость несчастный!
Скорее убеги, хотя б к отцу.
Иокаста
Какая польза, мой супруг, беду
Тяжеле делать жалобой напрасной?
Считаю я достойнее царя
Сносить несчастье и чем неверней,
Чем более заколебалась власть,
Тем тверже стать устойчивой стопой.
Не по-мужски – бежать перед судьбою.
Эдип
Прочь, прочь укор в трусливости позорной,
Неведом страх для доблести моей,
Когда бы обнаженное железо
И сила вся неистового Марса
Грозила мне, я б рук не опустил
Пред натиском гигантов разъяренных.
От Сфинкса и его загадок темных
Я не бежал. Я взоров не отвел
От пасти окровавленной его
И от земли, белеющей костями.
Когда грозил он с высоты утеса,
Забивши крыльями, подобно льву
Вертя хвостом, таинственной загадки
Потребовал я. Страшный с вышины
Раздался звук; он заскрипел зубами
И в нетерпенье яром по скале
Когтями скреб, пожрать мечи готовясь.
Слова хитросплетенные судьбы
Я разрешил, преодолел коварство
Крылатого, загадочного зверя.
Иокаста
Зачем же ты в безумии теперь
О смерти мыслишь? Ты бы мог тогда
Легко погибнуть. Этот скиптр тебе
Наградою за убиенье Сфинкса.
Эдип
Он, он – чудовища проклятый прах —
На нас восстал. Погубленный, он губит
Чумою Фивы. Нам одно спасенье,
Коль нам к нему пути укажет Феб.
Хор
Ты погибло, славное Кадма племя,
С царством всем; твои опустели села,
Злополучный город, родные Фивы.
Смерть теперь, о Вакх, похищает воина,
Кто дерзал с тобой доходить до Инда,
И в полях заря, в колыбели мира
Водружал святые твои знамена.
Видел он счастливых арабов в рощах
Киннамона; видел коварных парфов,
В ложном бегстве мечущих злые стрелы.
Он вступал на Красного моря берег,
Где восходит, первым лучом сияя,
Феб и жгучим пламенем опаляет
Индусов черных.
Мы, потомки непобедимых, гибнем,
Под ударом валимся злого Рока;
Вновь и вновь справляем триумфы Смерти;
Длинный ряд стремится к теням загробным,
И отряд печальный, шаги замедлив,
Не находит больше холмов могильных,
И семи ворот не довольно толпам.
Груда тел растет, и друг друга давят
