Унылый гул прошел по преисподней.
Дрожит земля. «Услышали меня, —
Сказал пророк, – слова не тщетны были;
Слепой хаос разорван, и наверх
Пути открыты Дитовым народам».
Погнулся лес и кверху поднял листья,
Деревья дали трещины, всю рощу
Привел в смятенье ужас. И со стоном
Земля расселась; или Ахеронт
Не мог спокойно зреть, как посягают
На тайну бездны; иль сама земля,
Чтоб мертвым путь открыть, порвавши связи,
Издала гром; или трехглавый Цербер
Потряс своими тяжкими цепями.
Земля разверзлась, широко раскрыв
Огромный зев; я видел сам озера
Застывшие, богов я видел бледных
Среди теней и подлинную ночь.
Застыла в жилах кровь. Ужасный полк
На волю вырвался, во всеоружье
Предстало все дракона порожденье.
Посев зубов Диркейских. Загремела
Свирепая Эринния, и Ужас,
Слепая Ярость, и созданья все
Превечной тьмы: Печаль, власы терзая,
Болезнь с поникшей головою, Старость,
Самой себе тяжелая, и Страх,
И алчный бич фиванцев всех – Чума.
Покинуло нас мужество, и Манто,
Знакомая с искусством старика,
Остолбенела. Но отец бесстрашный
И смелый по причине слепоты,
Теней бескровных созывает. Тотчас
Слетаются они, как облака,
И жадно пьют дыхание небес.
Не столько листьев Эрик отряхает
Осеннею порой, не столько Гибла
Плодит цветов, когда в разгар весны
Кружится рой пчелиный, и не столько
Дробится волн на Ионийском море,
Не столько птиц от хладного Стримона
Летит на юг и, небо рассекая,
Спешит сменить снега на теплый Нил, —
Как много душ стеклось на зов волшебный.
Стремятся жадно в тайный сумрак рощи
Трепещущие души. Из земли
Выходит первым Зет и за рога
Свирепого быка десницей держит,
И Амфион со сладкозвучной лирой,
Что скалы двигала. Средь сыновей,
Горда, как встарь, Ниоба выступает,
Без страха за детей. Здесь налицо
Другая матерь, ярая Агава;
За ней отряд, что растерзал царя,
А за толпой вакханок сам Пенфей,
Растерзанный, но грозный и доныне.
И, наконец, на частые призванья
Подъемлет Лаий постыдное чело
И держится вдали от всех, скрываясь.
Настаивает жрец и удвояет
Стигийские заклятья, и Лаий
Предстал с лицом открытым. Молвить страшно!
Он встал окровавленный, в волосах —
Могильный прах, и яростно вещает:
«О Кадмов дом жестокий, вечно пьяный
Родною кровью! Потрясайте тирсы
И лучше в исступленье терзайте
Родных детей! Ведь матери любовь
Страшнее всех фиванских преступлений.
Отчизна, нет, тебя не гнев богов,
А преступленье губит. Не вредит
Тебе ни Австр своим дыханьем жгучим,
Ни без дождей засохшая земля,
Но царь кровавый, получивший скиптр
В награду за убийство, овладевший
Отцовским ложем, осквернивший чрево,
Его носившее, преступный плод
Зачавший в лоне матери, и братьев
(Что необычно даже у зверей)
Родивший сам себе. Сплетенье здесь
Чудовищнее Сфинксовой загадки.
Ужасен сын, еще ужасней мать,
Зачавшая опять в несчастном чреве.
Тебя, тебя, держащего в деснице
Кровавый скиптр, тебя и город весь
Настигну я, отец неотомщенный,
С собой Эринний брачных привлеку
С гремящими богами, опрокину
Весь дом, и Марсом сокрушу пенатов.
Поэтому скорее изгоните
Из родины проклятого царя.
Едва покинет он родную землю,
Опять на ней трава зазеленеет
Весною цветоносной, воздух станет
И чист, и животворен, и дубравам
Вернется вновь зеленая краса.
Погибель, Мор, Смерть, Скорбь, Зараза, Горе,
Все спутники, достойные его,
Исчезнут с ним, и он захочет сам
Бежать отсюда быстрыми шагами,
Но я его стопы обременю
И задержу: в дороге неуверен,
Ползти он будет, старческою палкой
Перед собой ощупывая путь.
Вы отнимите землю, я – отец —
Его лишу и неба».
Эдип
Ледяную
Я чую дрожь и в членах, и в костях.
Меня винят, что совершил я то,
Чего страшился. Но с Полибом ложе
Меропа делит, жив отец Полиб.
Родители меня освобождают
От подозрения в двойном грехе:
Убийстве и прелюбодействе. В чем же
Моя вина? Оплакивали Фивы
Потерю Лайя много раньше, чем
Вступил я в Беотийские пределы.
Ошибся ль старец, или к Фивам бог
Неумолим? Нет, я понимаю:
В моих руках сообщники коварства;
Пророк солгал, оклеветав богов,
И скипетр мой тебе сулит.
Креонт
Чтоб я
Желал прогнать сестру мою с престола?
Нет, если б даже родственная верность
Меня не побуждала оставаться
На прежнем месте, жребия царя
Я б не желал, чрезмерно он тревожен.
Ты можешь безопасно свергнуть бремя,
Пока оно тебя не раздавило:
Спокойней будешь, скромный сан избрав.
Эдип
Ты говоришь, чтоб я по доброй воле
