Средь волн палящей жажды и всегда
Снедающего глада? Суждено ль
Мне на плечах нести Сизифов камень,
Терзание ль на быстром колесе,
Иль кара Тития, что среди пещеры
Растерзанною внутренностью черных
Питает птиц и, съеденное за день
Восстановивши ночью, вновь лежит
Готовая трапеза плотоядным?
Какие беды ждут меня? О ты,
Суровый судия теней подземных,
Распределитель казней, если можно
Прибавить наказанье, пред которым
Свирепый сторож ада ужаснется
И задрожит печальный Ахеронт,
И сам я содрогнусь, – ищи его!
Уже от корня нашего встает
Преступный сонм, в сравнении с которым
Я окажусь невинным. Он дерзнет
На невозможное. Нет, никогда,
Пока стоит дом Пелопса, Минос
Не будет праздным.
Фурия
Мерзостная тень,
Иди, гоня пенатов нечестивых!
Пусть вспыхнет распря! Пусть поочередно
Мечи сверкают, пусть ни меры в гневе
Не будет, ни стыда! Слепая ярость
Пускай умы воспламеняет! Длится
Отцов неистовство, и древний грех
Идет к потомкам! Пусть не забывает
Никто о преступленье старом, пусть
Все новые рождаются грехи,
Караются и тут же возрастают.
Пусть братьев гордых изгоняет царство
И вновь зовет, неистового дома
Между двумя неверными царями
Колеблется судьба! Пускай несчастным
Становится могучий и могучим —
Несчастный! Пусть крушит в водовороте
Царей и царство случай прихотливый!
За преступленье изгнанные пусть,
Когда им бог отчизну вновь дарует,
Вернутся к преступлениям; и всем
Так будут ненавистны, как себе!
Пусть гнев ни в чем не ведает запрета:
Пред братом брат дрожит, отец пред сыном,
Сын пред отцом! Ужасно гибнут дети,
Ужаснее рождаются! Пусть жены
Грозят мужьям, война идет за море,
Повсюду землю орошает кровь
И над племен великими вождями
Победу Сладострастие ликует!
Прелюбодейство в роде нечестивом
Пусть ни во что считается! Погибнут
И право, и святой закон, и верность.
Пусть небеса не будут непричастны
Несчастьям вашим. Отчего на тверди
Еще мерцают звезды и хранят
Свою красу небесные светила?
Пусть будет ночь, и день покинет небо!
Пенатов возмути и призови
Вражду, убийство, песни погребенья,
И Танталом наполни целый дом.
Пусть празднично украсится чертог,
И лаврами зазеленеют двери,
Пусть весело горит огонь, достойный
Прихода твоего! Да совершится
Фракийское нечестье в большей мере.
Что праздны руки дяди? Еще Тиэст
Не плачет над детьми? Пусть над огнем
Кипят котлы, на части рвутся члены,
И кровью оскверняется очаг!
Готовится трапеза, для тебя
Не новая. Мы дали день свободный
И разрешить ты можешь долгий пост.
Насыть свой глад, в присутствии твоем
Пусть пьют вино, разбавленное кровью.
Спеши же к яствам… Стой, куда бежишь?
Тантал
К подземным рекам, дремлющим болотам,
Под сумрак ускользающих ветвей!
Да будет мне позволено уйти
В мою темницу черную, да будет
Позволено, коль не довольно я
Несчастным был, покинуть прежний берег
И навсегда остаться в середине
Твоих горящих волн, о Флегетон!
Вы все, кого судьбы закон железный
На муки осудил, ты, кто лежишь
Под сводами изъеденной пещеры
И в трепете ее падения ждешь, и ты,
Дрожащий перед пастями свирепых
И жадных львов и пред полками Фурий,
Ты, адским пламенем полусожженный,
Все Тантала услышьте голос, к вам
Спешащего. Поверьте в опыт мой:
Любите кары! Скоро ль я смогу
Покинуть землю?
Фурия
Ранее вверх дном
Поставь весь дом: неси с собой сраженья,
Любовь к войне зажги в груди царей,
Безумное смятенье посели
В жестоком сердце.
Тантал
Подобает мне
Казниму быть, а не казнить других.
Ужели я помчусь, как смрадный дым
Из трещины земли, иль, как чума,
Посею в людях смерть? В ужасный грех
Моих потомков ввергну? О, великий
Отец богов и наш! Пусть страшной казнью
Накажешь ты болтливый мой язык,
Не замолчу. Я стану убеждать:
Невинные не оскверняйте руки,
Не окропляйте кровью алтари!
Я встану, помешаю преступленью…
Что ты грозишь? И в ярости зачем
Змеями потрясаешь? Для чего
В моих суставах разжигаешь голод?
Воспламенилось вечной жаждой сердце,
В сожженных внутренностях пышет пламя…
Иду…
Фурия
Вот эту, эту ярость ты обрушь
На целый дом. Пусть всех охватит буря
И жажда крови родственной! Уже
Почуял дом твои шаги, и весь
Дрожит от страшного прикосновенья.
Довольно сделано! Иди теперь
К озерам преисподней и к реке,
Тебе знакомой. Тяжело земле
От ног твоих. Ты видишь, как ручей
Вдруг оскудел, замолкли берега
И облака редеющие мчит
