Пренебрежет Тиэст, его детей,
Незрелых, утомленных долгим горем
И легковерных, мы уговорим.
Со стороны одной – престол желанный,
С другой – суровый труд и нищета
Его смирят, хоть он и закален
Бедами непрерывными.
Телохранитель
Но время
Ему могло невзгоды облегчить.
Атрей
Ты заблуждаешься; ведь чувство горя
Что день растет. Легко стерпеть беду,
Но тяжело претерпевать годами.
Телохранитель
Для мрачных замыслов твоих другие
Орудия найди. К другим советам
Охотно юноши склоняют слух.
Что учишь ты испробовать на дяде,
Они с отцом свершат, и на главу
Учителя вернется преступленье.
Атрей
Их все равно преступному коварству
Научит трон. Боишься, чтоб они
Не стали злы. Они родятся злыми.
Что ты зовешь суровым и жестоким,
Что кажется тебе нечестьем крайним,
Уже Тиэст, быть может, замышляет.
Телохранитель
Ты посвятишь детей в коварный план?
Атрей
К молчанию не склонен возраст юный.
Они свободно могут проболтаться:
Лишь горькими наученный бедами
Молчать умеет.
Телохранитель
Ты обманешь тех,
Кого избрал орудием обмана?
Атрей
Чтоб от греха они свободны были.
Что за нужда замешивать детей
В мое злодейство? Сам исполню все…
Колеблешься, душа, и отступаешь.
Ведь если пощадишь своих детей,
То пощадишь и тех… Пусть Агамемнон
Узнает план коварный, и отцу
Поможет Менелай. Прекрасный случай
Проверить их происхождение. Если
Не захотят они войны с Тиэстом
И дядей назовут, он им – отец.
Идет… Но содроганье в лице
Нередко обнаруживает тайну…
Нет, пусть они не ведают, чему
Орудиями служат. Ты ж таи
Мой замысел.
Телохранитель
Об этом мог бы ты
Не говорить. Запрут в моей груди
Все слышанное мною страх и верность.
Но знай, что верность более, чем страх.
Хор
Наконец, дом наш царственный —
Род Инаха старинного —
Братьев двух примирил вражду.
Что за ярость толкает вас
Кровь друг друга потоком лить
И злодействами скиптр стяжать?
Знайте, жадные до кремлей,
Где воистину царство есть:
Не богатство творит царя.
Не порфиры багряной блеск,
Не блестящий венец на лбу,
Не золоченые столбы.
Тот есть царь, кто оставил страх,
Кто не знает страстей в груди,
Кто презрел и тщеславие,
И толпы переменчивой
Неустойчивую любовь,
Все сокровища Запада,
Что несет в золотых волнах,
В светлом лоне текущий Таг,
Что на нивах своих растит
Спаленная Ливия.
Тот, кого не приводит в страх
Искривленная молния.
Ни волнующий море Эвр,
Ни седой Адриатики
Ветром вспененные валы,
Тот, кого не смутит булат
И воинственное копье,
Кто, живя далеко от бурь,
С высоты озирает жизнь
И не жалуется на смерть.
Пусть сбираются на него
Дагов странствующих цари
И властители берегов
Моря Красного, где, как кровь,
Рдеют в брызгах жемчужины,
Или те, кто Сарматам путь
Заграждают у Каспия,
Или те, кто дерзают вплавь
Бурный переходить Дунай,
И (везде, где они живут)
Серы, славные тканями.
Нет нужды у него в конях,
Ни в звенящем оружии,
Ни в тех стрелах, что издали
Мечет в бегстве коварный Парф.
Нет нужды в разрушительных
Стенобитных орудиях,
Далеко камни мечущих.
Царством добрый владеет ум,
Царь – кто страх превозмог в душе,
Царь – кто выше желаний стал:
Это царство доступно всем.
Честолюбец пускай стоит
На скользящем верху дворца.
Дорог сладостный мне покой:
Пусть, по темной идя стезе,
Наслажусь сладким отдыхом.
Неизвестная гражданам,
Тихо жизнь потечет моя.
И когда в тишине полей
Я мои скоротаю дни,
Пусть умру стариком простым.
Смерть страшна, тяжела тому,
Кто, чрезмерно известный всем,
Сам до смерти не знал себя.
Действие третье
Тиэст. Тантал. Плисфен. Третий сын (без речей)
Тиэст
Я вижу кровли родины желанной,
Дворец Аргосский, землю, о которой
В изгнанье тосковал, богов отчизны
(Коль существуют боги) и циклопов
Святые башни, красотой своей
Превосходящие созданья смертных.
Ристалища я вижу, на которых
Не раз, не раз я юношей стяжал
Победный лавр на отчей колеснице.
Сейчас сюда стечется Аргос весь,
Народ любимый выйдет мне навстречу,
Придет Атрей… О, убеги в леса,
В глухие дебри, и среди зверей
Живи, как зверь. Сияние престола
