Такое постепенное уменьшение телосложения должно было продолжаться даже и в культурные времена Наций, как это показывает громадное оружие старых Героев. Его вместе с костями и черепами древних гигантов Август (по сообщению Светония) хранил в своем Музее. Таким образом, как было указано в Аксиомах, во всем первом Мире должны были существовать два рода людей, именно: людей с соразмерным телосложением – таковыми были только Евреи, и Гигантов – Основателей Языческих Наций. Гиганты были двух видов: Сыновья Земли, т. е. Благородные, – они дали название Веку Гигантов в собственном смысле этого слова, как было сказано, а Священная История определила их нам как сильных, знаменитых и могущественных людей своего Века; другой вид, названный так с меньшим правом, – это подвластные Гиганты.
Время, за которое Основатели Языческих Наций пришли в такое состояние, определяется ста годами от Потопа для расы Сима и двумястами – для рас Яфета и Хама, как выше относительно этого был выставлен постулат; а немногим ниже нам это подтвердит Физическая История, хотя и рассказанная Греческими Мифами, но незамеченная до сих пор; она нам даст в то же время и Физическую Историю Всемирного Потопа.
О поэтической метафизике,
которая дает нам Происхождение Поэзии, Идолопоклонства, Предсказаний и Жертвоприношений
[101]С таких первых людей – тупых, неразумных и ужасных животных – должны были бы все Философы и Филологи начинать рассмотрение Мудрости Древних Язычников, т. е. с Гигантов в точном смысле этого слова (патер Бульдук, «de Ecclesia ante legem», говорит, что слово «Гиганты» в Священных Книгах обозначает людей благочестивых, почитаемых, славных: это может относиться только к благородным Гигантам, которые посредством предсказаний основали религии у Язычников и дали название веку Гигантов); и они должны были бы начинать ее с Метафизики, так как эта наука берет свои доказательства не извне, а внутри модификаций сознания того, кто рассуждает о ней, ибо, как мы выше говорили, раз Мир Наций был несомненно создан людьми, то в человеческом сознании следует искать соответствующие основания; а человеческая природа, поскольку она обща со звериной, обладает тем свойством, что чувства оказываются единственными путями, на которых она познает вещи.
Следовательно, Поэтическая Мудрость – первая Мудрость Язычества – должна была начинать с Метафизики, не рациональной и абстрактной Метафизики современных ученых, а с чувственной и фантастической Метафизики первых людей, так как они были совершенно лишены рассудка, но обладали сильными чувствами и могущественной фантазией, как это было установлено в Аксиомах
{157}. Такая Метафизика была их настоящей Поэзией, а последняя – естественной для них способностью (ведь они от природы были наделены и столь сильными чувствами и такой же фантазией), порожденной незнанием причин; незнание было для них матерью удивления перед всем, так что они, ничего не зная, всему удивлялись чрезвычайно сильно, как это было указано в Аксиомах. Такая Поэзия первоначально была у них Божественной: они представляли себе причины ощущаемых и вызывающих удивление вещей, как Богов (в Аксиомах мы это видели вместе с Лактанцием
{158}, а теперь мы это подтвердим Американцами, которые все то, что превосходит их малую способность понимания, называют Богами; к ним мы добавили Древних Германцев, живших около Ледовитого моря: по рассказу Тацита
{159}, они говорили, будто слышали, как ночью Солнце переходило с запада через море на восток, и утверждали, будто видели Богов; такие совсем грубые и простые нации могут нас научить очень многому по вопросу о разбираемых здесь основателях Язычества); в то же время, говорим мы, они приписывали сущность вызывавшим удивление вещам соответственно своим собственным представлениям, совершенно как дети (об этом была выставлена особая Аксиома
{160}): мы видим, что дети берут в руки неодушевленные предметы, забавляются и разговаривают с ними, как если бы то были живые личности.
Таким образом, первые люди Языческих наций, как дети возникающего человеческого рода (каковыми мы их и определили в Аксиомах), творили вещи соответственно своим идеям. Однако их творение тем бесконечно отличалось от творения Бога, что Бог в своем чистейшем понимании знает и, зная, творит вещи; они же, вследствие своего полного неведения, делали это под влиянием привязанного к телу воображения, а раз оно было связано с телом, то они делали это с такой поражающей возвышенностью, что она крайне потрясала самих воображающих и творящих, почему последние и были названы Поэтами, что по-гречески значит то же, что и «творцы». Три следующие работы должна произвести великая Поэзия, именно: найти возвышенные Мифы, доступные для народного понимания; потрясти до крайности, чтобы достичь поставленной себе цели; научить народ поступать доблестно, как Поэты сами себя научили
[102]
{161}. Все это будет показано ниже. От этой природы вещей человеческих осталось вечное свойство, объясненное в благородном выражении Тацита: напрасно люди устрашенные fingunt simul creduntque
{162}.
Таковой следует считать природу Первых Основателей Языческой культуры, когда через двести лет после потопа во всем мире и через сто лет в Месопотамии, как это было сказано в постулате (ведь столько времени было нужно, чтобы так высушить землю от влаги Всемирного наводнения, чтоб она смогла посылать сухие испарения, т. е. огненное вещество, в воздух и порождать там молнии), Небо, наконец, заблистало и загремело устрашающими молниями и громами, как это и должно было случиться в воздухе от столь яростного первого сотрясения. Тогда немногие Гиганты (притом самые сильные, рассеянные по чащам на вершинах гор, так как и самые сильные звери имеют там свои логовища)
[103], устрашенные и пораженные величественным явлением, причины которого они не знали, подняли глаза и заметили Небо. А так как в данном случае природа человеческого сознания такова, что оно приписывает явлению свою собственную природу, как это было сказано в Аксиомах
{163}, и так как природа людей, преисполненных грубыми телесными силами, в данном состоянии была такова, что они воем и рычанием выражали свои, дикие страсти, то они вообразили себе, что Небо – это огромное одушевленное Тело, и потому назвали его Юпитеру – первый Бог Gentes majores, – который свистом молний и шумом громов хочет им что-то сказать. Таким образом начали они выражать свое естественное любопытство, а оно – дочь Незнания и. мать Науки, которая открывает ум человека и порождает Удивление, как это было определено выше в Элементах
{164}. Такая природа упрямо сохраняется в простонародье: когда люди видят комету, или паргелий, или другое удивительное природное явление, особенно если оно имеет отношение к небу, то сейчас же оно возбуждает любопытство, и они тревожно ищут и спрашивают, что именно эта вещь может обозначать (относительно этого была дана соответствующая Аксиома
{165}), а когда они удивляются поразительному влиянию магнита на железо, то они приходят в наш более просвещенный и даже начитанный в Философии век к тому, что у магнита есть скрытая симпатия к железу; таким образом делают они из всей Природы обширное одушевленное тело, которое чувствует страсти и страдания, согласно тому, как это также было указано в Аксиомах
{166}.
