III. Таким образом, справедливо можно сказать, что Первый Век Мира был занят первой деятельностью человеческого Ума.
IV. И прежде всего начала становиться менее грубой Топика, т. е. искусство правильно направлять первую деятельность нашего ума, обучая его тем местам, которые нужно пробежать одно за другим для того, чтобы узнать все, что только есть в вещи, если желательно узнать ее правильно, т. е. всю.
V. Провидение правильно установило вещи человеческие, вложив в человеческий ум прежде Топику, чем Критику, так как сначала нужно знать вещи, а потом уже судить о них. Ведь Топика – это сила, делающая ум изобретательным, тогда как Критика – это сила, делающая его точным, а в те первые времена нужно было изобрести все необходимые для человеческой жизни вещи, изобретательность же – это свойство Ума. И действительно, всякий, кто подумает об этом, заметит, что не только необходимые для жизни вещи, но и вещи полезные, удобные, приятные, вплоть до излишеств роскоши, были изобретены в Греции до того, как там появились Философы, как мы покажем, когда будем говорить о Веке Гомера. Относительно этого мы выше предложили ту Аксиому
{293}, что Дети чрезвычайно способны к подражанию; Поэзия же – не что иное, как Подражание, а Искусства – не что иное, как Подражание Природе, т. е., следовательно, некоторым образом Реальная Поэзия. Таким образом, первые народы, как бы дети Рода Человеческого, прежде всего основали Мир Искусств, впоследствии Философы, появившиеся через много лет, следовательно, как бы старики наций, основали мир Наук; тем самым Культура была полностью завершена.
VI. Такую Историю Человеческих Идей поразительно подтверждает нам История Философии. Первым употребительным у людей способом грубого философствования была айтол|да, т. е. чувственная очевидность. Впоследствии ею пользовался Эпикур: как философ-сенсуалист, он довольствовался тем, что предоставлял вещи чувственной очевидности. Но чувства, как мы видели в «Происхождении Поэзии», были чрезвычайно живы у первых поэтических наций. Позже появился Эзоп, или Моральные Философы, которых мы называем Простонародными (как мы говорили выше, Эзоп появился прежде Семи Мудрецов Греции); он рассуждал посредством примера, а так как еще продолжался Поэтический век, то он заимствовал свои примеры из какой-нибудь вымышленной аналогии; одним из таких примеров Менений Агриппа привел восставший римский плебс к повиновению
{294}; и до сих пор один такой пример, и скорее всего истинный, т. е. не вымышленный пример, убедит невежественную толпу гораздо лучше всякого непобедимого рассудочного заключения. Еще позже появился Сократ и ввел Диалектику посредством Индукции из многих достоверных вещей, имеющих отношение к сомнительной вещи, о которой идет речь. Медицина в результате индукции из наблюдений еще до Сократа дала Гиппократа, первого из медиков, как по значению, так и по времени, заслужившего бессмертную хвалу: пес fallit quemquam, пес falsus ab ullo est
{295}. Математика посредством объединительного, так называемого Синтетического, метода во времена Платона добилась своих наибольших успехов в Итальянской школе Пифагора, как это можно видеть из «Тимея». Таким образом, при помощи этого объединительного метода во времена Платона и Сократа Афины заблистали всеми теми искусствами, в которых можно изумляться человеческому Гению, как в Поэзии, Красноречии и Истории, так и в Музыке, Литейном деле, Живописи, Скульптуре и Архитектуре. Еще позже появился Аристотель, учивший Силлогизму, т. е. такому методу, который скорее объясняет универсалии в их частностях, чем объединяет частности, чтобы собрать из них универсалии; и Зенон с Соритом, соответствующим методу современных Философов
{296}, утончающим, но не оттачивающим умы. Двое последних не принесли никаких заметных плодов на пользу роду человеческому. Поэтому с большим к тому основанием Бекон Веруламский, столь же великий философ, как и политик, излагает, одобряет и разъясняет Индукцию в своем «Органоне»; ему неизменно следуют Англичане, весьма плодотворно для Экспериментальной Философии
{297}.
VII. Эта история Человеческих Идей опровергает с очевидностью общую ошибку всех тех, кто находился в плену всеобщего предрассудка о Высшей якобы Мудрости Древних и думал, что Минос, первый Законодатель народов, Тезей у Афинян, Аикург у Спартанцев, Ромул и другие Римские Цари устанавливали всеобщие законы
[143]. Ведь самые древние законы, по нашим наблюдениям, воспринимались как приказание или запрещение одному единственному, впоследствии же они распространились на всех. Настолько первые народы были неспособны к универсалиям! И воспринимать они их начали только тогда, когда случились такие обстоятельства, которые их требовали. Закон Тулла Гостилия по обвинению Горация является не чем иным, как наказанием знатного Преступника, установленным специально назначенными для этого Царем Дуумвирами. Ливий называет этот закон lex horrendi carminis
{298}.
Таким образом, это один из тех законов, которые Дракон записал кровью; leges sanguinis называет их Священная История. Ведь рассуждение Ливия, будто Царь не хотел сам издавать этот закон, чтобы не быть автором столь печального и неблагодарного по отношению к народу суждения, совершенно смехотворно, поскольку Царь предписывал формулу осуждения Дуумвирам, согласно которой последние не могли простить Горация или даже признать его невиновным. Здесь Ливий совершенно непонятен, так как сам он не понимает, что в Героических (т. е. Аристократических, как мы покажем) Сенатах Цари не имели иной власти, кроме как создавать Дуумвиров, которые в качестве Комиссаров выносили суждение по публичным обвинениям; и что народ Героических Городов состоял только из Благородных, к которым могли апеллировать осужденные. Теперь вернемся к нашей теме. Этот Закон Тулла фактически является одним из так называемых exempla в смысле «примерные кары»: то были первые Примеры, которыми пользовался Человеческий Разум. Это совпадает и с тем, что выше в Аксиомах
{299} мы слышали от Аристотеля: в Героических Республиках не было законов относительно частных несправедливостей и обид. Таким образом, первоначально были примеры реальные, а потом – примеры рациональные, какими пользуются Логика и Риторика. Но так как впоследствии были поняты интеллигибельные Универсалии, то было признано и то существенное свойство Законов, что они должны быть Универсальными. Так было установлено следующее положение Юриспруденции: legibus, non exemplis, est judicandum
{300}.
