– Тяжелый вы человек, майор, – вздохнул Радаев. – Из тех, кого приходится долго и аргументированно загонять в угол. Ну что же, придется, времени много… Итак. Для человека вашего опыта не секрет, что во всех подразделениях есть наши информаторы – я предпочитаю именно это слово. Мы все здесь не барышни из института благородных девиц, так что не будем жеманиться. У всякого командира, желающего как можно полнее знать о том, что происходит в его части, такие информаторы тоже есть – развито, так сказать, частным образом. У вас ведь тоже есть?
– Есть, – сказал я, никаких внутренних секретов этим не выдавая.
– Вот видите… Итак. Во время вашей вынужденной стоянки у моста совсем рядом с вашей машиной – и девушкой – находился один из наших информаторов. Там было столько народу, что вы его ни за что не вычислите. Человек умный и наблюдательный – дураков и растяп мы не держим. Он видел, как трое ваших разведчиков вязались к девушке, как внезапно их словно ударом тока отбросило и они поспешили уйти. И, конечно, видел, как вы взяли ее в машину. Кто-то другой мог такой рапорт отправить в корзину, но я-то помню Полесье, по гроб жизни не забуду. Вот и решил начать разработку, почти никого не посвящая в суть…
«Почти» – это конечно, Чугунцов. Который тоже по гроб жизни не забудет Полесье…
– Вечером следующего же дня допросили всех трех разведчиков. (В голове у меня промелькнуло: значит, с Жиганом я успел раньше, иначе он, несомненно, связанный подпиской, мог ни словечка не сказать как бы я ни давил.) Показания совпадали. Вряд ли они сговорились. А выдумать такую историю – зачем, если никому ее не рассказывали? Я, насколько удалось в этих условиях, установил за девушкой – и, простите великодушно, за вами – негласное наблюдение. Несколько дней ничего интересного не происходило, а потом… Внезапно вы отложили на неопределенное время выход обеих разведгрупп. Право на это у вас было, но не было никаких оснований. Я послал людей к Мазурову и Сабитову, и они независимо друг от друга рассказали одно и то же – о странном поведении вашей девушки. Когда они уходили, она чуть в обморок не упала при их виде, бледная была, как смерть. А это весьма странно: до того она им спокойно кофе приносила, парой слов непринужденно перекинулась. Не прошло и четверти часа, как вы отменили выход групп. Объяснение в этих условиях напрашивается одно-единственное: она каким-то образом узнала о грозящей им в лесу опасности напороться на окруженцев – как это произошло с нашей группой. Как она узнала? Ну, потом вы преподнесли довольно убедительное объяснение: мол, живущий у околицы немец вам просигнализировал, что видел десяток немецких солдат на опушке. И никто не обратил внимания, что концы с концами не сходятся. Время не совпадает. За эти четверть часа вы никак не успели бы встретиться с тем немцем. Да и из дома вы после ухода разведчиков не выходили. Да и немца никакого не было, мы проверили. На окраине есть только семь домов, откуда можно видеть опушку. Три стоят пустые – жители ушли с беженцами. В остальных четырех мужчиной, и то с превеликой натяжкой, можно назвать восьмилетнего внука одной из женщин. Остальные – два дряхлых старика, две маленькие девочки, восемь женщин разного возраста. И, наконец… Обер-лейтенант тирольцев клянется и божится, что ни разу не посылал ни единого человека на разведку в сторону городка. К заслону – да, посылал. Так откуда вы узнали об окруженцах? От вашей девушки, правда? Потому что сработало какое-то ее умение…
Я молчал.
– Пойдем дальше, – продолжал Радаев. – История с прорывавшейся к своим немецкой бронеколонной. Снова та же странность: вам просто неоткуда было узнать о ней, но вы все же узнали, причем за время, достаточное для того, чтобы поднять батальон по боевой тревоге и занять позиции. Наблюдение за вашим домом велось круглосуточно. Ни ваш ординарец, ни кто-либо другой из вас дома не покидал. В тех двух городках колонну попросту не заметили. Оба коменданта заверяют, что в ту ночь вашего ординарца у них не было. Сам ординарец не смог ответить на вопрос, что за поручение выполнял. Вы с ним не позаботились придумать что-то мало-мальски убедительное, решили, что проверять никто не станет. Никто и не стал бы – но не в этой ситуации. Скажете что-нибудь?
Я молчал. Коли уж они следили за домом круглые сутки, ни за что не прокатила бы придумка, будто я в ту ночь катал Линду на машине или Вася – свою Галочку…
– И последнее, – сказал Радаев. – История с ратушей. Вы и здесь запоролись на деталях. Не было никакого бдительного антифашиста, верно? Дело даже не в том, что мы, как и в прошлый раз, проверили все дома, из окон которых видно заднее крыльцо ратуши, – и, как в прошлый раз, не нашли там ни одного мужчины… Понимаете ли, операцию немцы готовили тщательно и долго – вы ведь уже должны знать, что их планы не ограничивались уничтожением ратуши, замысел был масштабнее и серьезнее. Понимаете ли, они и в самом деле выставили из ратуши всех до одного работников и стали монтировать «секретную часть» за пару дней до нашего вступления в город. А вот все до этого необходимое завезли за две недели. Так-то. Сложили в подвалы, двери опечатали, круглосуточно держали там часовых. Мы уже отловили несколько чиновничков, они все и рассказали. Что не оставляет камня на камне от версии о мифическом «антифашисте». Кстати, зачем вас вообще понесло в ратушу?
На сей раз я решил не молчать и выложил ему чистую правду – о том, как Линда, большая почитательница Бисмарка, хотела увидеть зал, где он произносил историческую речь.
– Неплохо, – кивнул Радаев. – Убедительно. Возможно, это даже и правда… хоть и не вся. Не исключено, так и было, с улицы ваша девушка ничего не почувствовала – саперы говорят, она выглядела спокойной и веселой, никакой бледности и тем более обмороков. А вот когда вошла в ратушу… Выходная дверь оставалась открытой настежь, когда вы входили, и саперы смотрели вам вслед. – Он скупо усмехнулся. – Думаю, вслед исключительно девушке. И прекрасно помнят, что вы свернули не налево, где расположен этот самый исторический зал, а направо, где «секретная часть». Через несколько минут ваш ординарец побежал за Сомовым, тот скоро позвал с улицы саперов, закипела работа, обнаружили взрывчатку… И снова… О камуфлете ваша девушка могла узнать только благодаря своим способностям. Другого объяснения нет. – Он слегка развел руками. – Ну вот, у меня все. Может быть, вы наконец отверзнете уста? Устал я от монологов, хочется вас послушать…
– Делайте со мной, что хотите, я ко всему готов, – сказал я. – Но зачем трогать девушку? Она совершенно ни в чем не виновата, не сделала ничего плохого, совсем даже наоборот…
– Вот даже как? – усмехнулся Радаев, как мне показалось, удовлетворенно. – Судя по вашему лицу и голосу, здесь не просто отношения, а чувства? Это хорошо, это просто замечательно. Вы уж простите старого циника, но ремесло у меня такое… суровое. С людьми, у которых чувства, гораздо легче работать, они гораздо податливее и более склонны к сотрудничеству – они ведь в первую очередь не за себя беспокоятся, а за предмет своих чувств. Можно спросить, какой стадии достигли ваши чувства? Вот это уже не человеческое любопытство, а деловой вопрос контрразведчика, на который вам лучше ответить. Вы же не хотите, чтобы я по всей форме, под протокол, допрашивал вашу девушку?
