Заместитель посла Японии в России, первый секретарь Сатору Тоёда стоял у окна своего кабинета, любуясь цветущей вишней во дворе. Весна в этом году выдалась теплой, и сакура, которая тоже была во дворе, уже отцвела. Теперь вот пришло время вишни, смотреть на цветки которой было не меньшим эстетическим удовольствием для дипломата. Завтра-послезавтра лепестки начнут отрываться, и, если повезет и будет ветер, их будет носить по всему двору. При особо удачной розе ветров могли появиться и вихревые потоки из лепестков, так было два года назад, и лепестки тогда взлетали в танце выше крыши посольства, проносясь прямо мимо окна кабинета Сатору.
Не сказать, чтобы ситуация в посольстве складывалась так, чтобы первый советник посольства чувствовал себя совсем уж безмятежно. В поведении посла в последние дни чувствовалась какая-то нервозность, а в японской иерархии у босса принято делиться своей озабоченностью по любым вопросам с нижестоящими сотрудниками. Проблема была в том, что никаких претензий, по которым подчинённые послу дипломаты могли бы понять, какую именно им нужно решить проблему, сейчас послом не предъявлялось, он просто всех напрягал своим плохим настроением и придирками. Но Сатору привык любоваться природой независимо от того, был ли счастлив сегодня его начальник. Жизнь коротка, а некоторые начальники никогда не будут довольны твоей работой, как бы добросовестно ты ей не занимался.
Еще большую радость Сатору приносила его дочь, Юрико. Она училась в десятом классе Англо-американской школы, патронируемой западными посольствами. Обучение было на английском, а вторым языком она по собственному желанию взяла русский. Заместитель посла гордился своей дочкой. Во всем, чем она занималась, Юрико стремилась добиться лучшего результата. Было ли это кендо или иайдо, русский язык или английский, математика или физика, Юрико, как будущий член элиты Японии преуспевала, закладывая фундамент своего успеха во взрослой жизни. Сатору тем более гордился ей, что знал, что далеко не все дети его коллег по дипкорпусу также самоотверженно занимаются собой. Двадцать первый век сильно изменил японцев, и молодежь часто не отдавала должное прежним ценностям упорного труда и сплоченности нации. Многие, но не его Юрико.
Постоянные упражнения в кендо и иайдо положительно сказались и на физическом состоянии дочери. К очень милому лицу с большими глазами прилагалась точеная фигура, способная молниеносно реагировать на любые движения соперников на соревнованиях.
В дверь постучали три раза.
– Войдите! – пригласил Сатору.
Дверь отворилась, на пороге показался Кейтиро Такахаши, который тут же склонился в кэйрэй:
– Сатору-сама, извините, что потревожил Вас, но дело не терпит отлагательств!
По должности Кейтиро был намного ниже его, первого советника и заместителя посла, всего лишь третий секретарь по вопросам культуры, но его отношения с ним далеко не исчерпывались служебным этикетом. Кейтиро был старым другом его семьи, а также учителем самого Сатору и Юрико в иайдо и кендо, что автоматически выводило отношения с ним в другую плоскость. Именно Сатору пролоббировал назначение своего учителя третьим секретарем в посольство, когда сам получил назначение в Москву, чтобы ни он, ни Юрико не остались без тренировок и дружеских наставлений в этот период.
К тому же мудрость Кейтиро была важна и для правильного воспитания Юрико, а мало для Сатору было дел более важных, чем воспитание его дочери. Кейтиро, который имел славу очень придирчивого и вечно недовольного учителя, Юрико благоволил, что для Сатору означало очень многое. Он ни на йоту не сомневался в том, что такое отношение сэнсэя к его дочери никак не связано с его устройством в посольство в России посредством хлопот Сатору в центральном аппарате МИДа в Токио, Кейтиро был выше подобных пустяков. Сэнсэй такого уровня не имел проблемы в том, чтобы жить в любой части света, и его преданные ученики на многое были готовы, чтобы иметь возможность посещать его уроки. Так что Юрико действительно делала очень большие успехи, никакие другие обстоятельства на мнение Кейтиро повлиять никак не могли.
Поэтому заместитель посла тоже склонился в кэйрэй перед своим гостем:
– Кейтиро-сэнсэй, проходите, присаживайтесь!
И тут же нажал кнопку вызова секретаря. Г-жа Канае в кабинете не появилась, она прекрасно знала свои обязанности в случае прихода к шефу его сэнсэя. Ее задачей было приготовить все, что нужно для чайной церемонии, и принести в кабинет, не более того.
– Внимательно слушаю Вас, Кейтиро-сэнсэй! – почтительно сказал Сатору, тоже присаживаясь.
– Вы знаете, что я время от времени езжу на рыбалку с Дмитрием из российской Службы по охране дипломатических представительств и консульств иностранных государств, – начал свой рассказ Кейтиро.
Сатору улыбнулся и кивнул. Он знал эту историю. На одном из мероприятий в Московском клубе кендо и нагината, которое посещал его сэнсэй, он познакомился с местным фанатом кендо по имени Дмитрий, который своим мастерством сумел произвести на него впечатление. Неподдельный интерес русского к кендо подтверждал и тот факт, что он сумел выучить японский язык, и неплохо на нем разговаривал, хотя до совершенства в изучении иероглифов ему было еще далеко. Вес за сто десять килограмм и двухметровый рост отнюдь не делали Дмитрия медлительным или не способным отреагировать на движения противника, в чем успели убедиться многие партнеры по спаррингам, вначале его недооценивающие из-за внешнего вида.
Каково же было удивление Кейтиро, когда он однажды, выходя вечером из посольства, обнаружил у ворот Дмитрия! Оказалось, что он возглавляет роту этой российской службы по охране посольств, и прибыл с проверкой к своим подчиненным, охранявшим посольство Японии. Слово за слово, и Кейтиро с Дмитрием провели полчаса за беседой о тонкостях кендо. Заодно выяснилось, что Дмитрий увлечен рыбалкой в Подмосковье, и скоро они с Кейтиро стали регулярно выезжать на совместные мероприятия под Москвой. В церемониал входили ловля рыбы, уха, и немного водки, сугубо, чтобы отдать дань местному национальному обычаю.
– Вчера мы тоже выезжали, и во время этой рыбалки произошло кое-что чрезвычайно важное, – продолжил свой рассказ Кейтиро, – но дело в том, что я не могу рассказать об этом, это можно только увидеть.
Теперь уже вся эта история не на шутку заинтересовала Сатору. Ему и в голову не пришло поднимать собеседника на смех, или настаивать на том, чтобы тот все же хоть что-то рассказал. В Японии чрезвычайно развито искусство тонких намеков и интерпретаций, а также велика роль мистики в обучении. Если твой сэнсэй готов показать тебе что-либо, а не рассказать, это уже очень и очень хорошо. Достаточно часто все намного сложнее, и такому подходу радуешься, потому что бывает и так, что ученику приходится самому годами гадать, на что же сэнсэй намекает, какой шаг необходимо сделать, до какой истины самостоятельно дойти? Для сэнсэя такой успех в самопознании будет означать твой выход на очередную ступень в познании его дисциплины, рост твоей духовной зрелости. И ты сам должен пройти каждую ступень, ловя каждый жест учителя, пытаясь правильно интерпретировать любой его намек, если хочешь заслужить уважение сэнсэя, и преуспеть в познании пути кендо или иайдо.
