Я последовал примеру Чубчика – незачем лишний раз привлекать внимание к своей особе. Но тут сзади что-то зашуршало, Чубчик попытался встать, но замер на полпути. Прямо за мной стояла пожилая скелле, внимательно глядя на Тарнуха.
– Я помню. Через час буду, – внезапно тускло прозвучал голос охранника.
Я сидел между ними, вращая головой, как филин, – страха перед скелле я уже давно не чувствовал, но и, естественно, не собирался этого демонстрировать. Скелле мазнула презрительным взглядом по моему лицу и вновь обратилась к охраннику:
– Этот?
– Да.
Я напрягся, но скелле только презрительно махнула рукой, развернулась и не спеша направилась к выходу, сопровождаемая своей молодой спутницей.
Когда я развернулся к столу, Чубчик уже жевал.
– И что это значит, Тарнух?
Тот приободрился, хотя веселья в его глазах больше не было:
– Чего тебе неясно? – ответил он довольно грубо.
– С какого перепуга скелле мной интересуются? Вот что мне неясно. – Я внимательно следил за ним.
– Очень ты им нужен! Им на тебя плевать! А докладывать обо всех приезжих – это моя работа. Если ты еще не понял, матрос, то эта земля принадлежит ордену! Никакой светской власти здесь просто нет. Законы Мау не действуют! Местной общины здесь нет. Скелле сами решают, что и как. – Он отхлебнул изрядную порцию орешка. – А чего ты напрягся? Их такие, как ты, не интересуют. Посмотрели на тебя, и все! Живи дальше! Какашки вон собирай. Или в коровник – там говно поароматней будет!
Лысый заржал вслед за Тарнухом, Чубчик нахмурился, зацепил какой-то кусок и отправил его в рот – сама невозмутимость.
– Ладно. Проехали. – Я вернулся к остаткам своей каши и колбаскам.
– Погоди, Илия. У меня к тебе дело – взаимовыгодное. Не хотел сейчас говорить, но видишь – служба зовет, время поджимает.
Тарнух наклонился ко мне, его глаза хитро прищурились, Лысый замолчал, с ехидной ухмылкой разглядывая меня. В этот момент он мне напомнил одного давнего школьного неприятеля, который, замышляя какую-нибудь гадость, всегда начинал ее с выгодного делового предложения.
– Говно месить ты не пойдешь. Я это сразу вижу – у меня на людей глаз наметан. Другой работы ты здесь не найдешь. Может, разок, другой тебе и перепадет удача, но я это тебе точно говорю – пока суда с моря не придут, делать тут нечего. А как придут, то делать тебе тут опять же будет нечего. – Он заржал, поддержанный Лысым. – Короче, я куплю у тебя колечко, что ты показывал, и оплачу тебе постоялый двор и пропитание до первого судна. С хозяином я уже договорился. Погоди! – поднял он руку, видя мою реакцию. – Ты же парень опытный! Это видно. Закон здесь – орден. Ордену на тебя плевать! Я не хочу, чтобы моя выгода пропала где-нибудь под пирсами или в черном лесу. Цену за колечко тебе тут никто не даст, но и выгоду не упустит. Народ местный ушлый – они нашего брата с Мау терпеть не могут. Стоит тебе его кому показать, пиши пропало! Не увижу я больше своего земляка, опытного матроса и хорошего человека! Надеюсь, ты хозяину его не показывал?
– Пока нет, – хмуро ответил я.
– Считай, жизнь себе спас. Он здесь главный по приезжим – ну, ты понимаешь. Орденских он не тронет – себе дороже, но ты – его законная добыча!
– Полагаю, что за это колечко он меня и сам поселит. Ему лишних хлопот не надо, а выгода и так заоблачная.
Тарнух вздохнул, переглянулся почему-то с Чубчиком, том флегматично мотнул головой, не переставая жевать.
– Хозяин – местный, а мы люди ордена. Какая тебе разница, кому колечко уйдет, если для тебя все одним закончится? Да и нехорошо обижать своих, – протянул он напоследок. – Учти, хозяин тебя, если что, не прикроет, а мы при власти кормимся как-никак.
– Я погулять пойду, – внезапно тихим басом заявил Чубчик и, не обращая ни на кого внимания, двинулся на выход.
– Чего это он? – спросил я, проводив того взглядом.
Лысый хищно осклабился:
– Чубчик у нас парень чувствительный, тонкой душевной организации – не любит, когда что-то не по плану. Переживает. Иногда очень сильно. Мне сейчас прям не по себе стало, когда я его голос услышал. Похоже, расстроился он.
Тарнух откинулся на стуле, его лицо стало абсолютно спокойным и немного деловым:
– Ты все услышал. Твое слово. Твой выбор. И учти, мы не урки какие-нибудь. Мы тебя на дорожке не ловили, мы тебе честно все расклады дали. Выбор за тобой.
Я был спокоен, хотя для вида изображал великое смятение.
– Хороший ты человек, Тарнух. Не разбойник какой-нибудь! Понятие имеешь. Сначала выбор предлагаешь – жизнь или кошелек, только потом уже грабишь. – Я уставился на Тарнуха, игнорируя сопевшего Лысого.
Тот что-то почувствовал, потому что нахмурился, – я видел, что он что-то начинает обдумывать. Немного перегнул где-то, – подумал я про себя, вслух же произнес: – Проживание до первого судна, которое идет на Мау или которое меня заберет. И не в этой каморке папы Карло, а наверху. Кормежка честная – три раза в день!
Лысый довольно хлопнул ладонью по столу. Я сжал зубы, внутренне ликуя. Тарнух, однако, не торопился. Наконец, произнес:
– До первого судна. Без разницы, куда оно идет. И все равно, берет оно тебя или нет, – это твоя забота.
– Так судно может быть местное, по морю тут ходит.
– Хорошо. До первого судна с Мау.
Я кивнул:
– Ладно. Сидеть я тут не собираюсь по-любому.
Тарнух, не меняя выражения лица, хлопнул ладонью по столу. Они оба уставились на меня. Не очень понимая, что происходит, я тоже хлопнул ладонью.
Приятели приняли мою замедленную реакцию за вполне объяснимые колебания – стоило мне хлопнуть ладонью, как их лица расцвели довольными улыбками.
– Договор заключен, – сказал Тарнух. – Кольцо при тебе? – Я кивнул. – Пойдем к хозяину, рассчитываться.
24
Утро я встретил в приличной кровати, выспавшийся и довольный, лишь легкое чувство стыда пачкало радостное мироощущение – пока я тут вкусно ем и сладко сплю, моя скелле караулит на вершине одна, питаясь сухпайком и водой из ручейков. Надо все же ухитриться принести ей вкусняшек вместе с обнадеживающими новостями.
Позавтракав, я обратился к молодому бритому парню, который подменял хозяина с утра:
– Собери мне обед с собой. Пойду погуляю по окрестностям, может, на гору поднимусь, осмотреться, что тут да как.
Парень пожал плечами, и немного погодя я вышел на улицу, вооруженный увесистым свертком, который едва влез в рюкзак. Мое положение в Углу определилось – все, кому интересно, уже знали обо мне, хозяин подтвердил нашу сделку с Тарнухом, и я мог вполне легально бездельничать и совать нос во все щели, что я и собирался делать.
