У Крума была весомая причина для ликования. Все достижения долгих кампаний Константина Копронима были уничтожены одним сражением. Крум мог теперь смотреть на империю с позиции победителя императора, встав с ним на одну высоту, которой прежде не достигали ни Аспарух, ни Тервель. С этого времени ему уже не нужно было бороться за независимость своей страны, но он мог сражаться за завоевания и аннексию. Более того, в самой Болгарии позиции хана были укреплены; никто не осмеливался теперь подвергнуть сомнению авторитет победоносного правителя. Усиление булгарской короны стало самым важным следствием военной кампании Крума
[107].
Пресыщенные своей победой, булгары не сразу начали развивать свое вторжение. Константинополю была предоставлена передышка, в то время как умирающий император Ставракий освободил путь к трону своему зятю Михаилу Рангаве
[108]. Но следующей поздней весной (812 г.) Крум атаковал императорскую крепость Девельт, суетливый город у залива Бургас, контролирующий прибрежную дорогу к югу. Город не мог долго продержаться против булгар. Крум снес крепость, так же, как он поступил с Сардикой, и перевез его население с епископом в сердце своего царства. В июне новый император Михаил намеревался встретиться с булгарами, но новости о том, что он опоздал и город спасти уже невозможно, вместе со слабым мятежом в его армии заставили императора вернуться обратно, пока он еще находился во Фракии
[109].
Бездействие Михаила и победы булгар испугали жителей пограничных городов. Они видели врага, разоряющего окрестные территории, и решили спастись своими силами, как могли. Более маленькие пограничные крепости, Проват и фракийская Никея, были оставлены населением; даже жители Анхиала и фракийской Веррии, чьи защитные сооружения императрица Ирина недавно отремонтировала, бежали в районы, располагавшиеся вне досягаемости языческих орд. Паника распространилась вплоть до большой крепости-метрополии в Западной Фракии, Филиппополя, который был оставлен в полузапустении, а затем до Македонских городов Филиппы и Стримон. В данных городах проживало в основном азиатское население, которое в свое время было переселено туда Никифором. Однако оно бежало, воспользовавшись возможностью вернуться на родину
[110].
Но Крум не предпринял полного наступления. Проявив осторожность и терпимость, редкую для варварского завоевателя, он отправил посольство для заключения мира; он желал, по-видимому, закрепить каждый свой шаг. В сентябре 812 г. его посол Даргомир — первый славянин, который появляется в официальных булгарских кругах, — прибыл к императору, требуя обновления договора 716 г., договора, составленного между Тервелем и Феодосием III. Болгария должна была восстановить границу в районе Милеоны и получить на 30 фунтов дань из кожи и платья; заключенные и перебежчики должны были быть возвращены, а торговые связи возобновлены
[111]. Крум, однако, знал, что обладал превосходством; он пугал императора, что если мир не будет заключен, он нападет на Месемврию. После некоторых консультаций император отверг мир: он не мог допустить передачу булгарских перебежчиков. Для византийской дипломатии всегда было важным собирать вокруг себя и поддерживать иностранных претендентов на трон и государственных деятелей-беженцев; и Михаил, возможно, надеялся изъять из договора эту статью. Но Крум был настроен получить либо все, либо ничего. Верный своей угрозе, он появился в полном вооружении перед Месемврией в середине октября.
Месемврия была одним из богатейших и наиболее важных городов во всей Юго-Восточной Европе. Она не служила лишь оздоровительным курортом, но являлась также большим коммерческим центром и портом для отправки продукции из Восточной Болгарии и также для остановки всех судов, приходящих из Константинополя к Дунаю и северным берегам Черного моря. В дополнение к этому природа и искусство, приложив равные усилия, превратили ее в чудесную крепость. Она занимала небольшой полуостров на северном входе в залив Бургас, соединяясь с континентом только через перешеек приблизительно в четверть мили в длину, таким низким и узким, что во время шторма он скрывался в море
[112]. Эта естественная цитадель в дальнейшем была укреплена огромными крепостными сооружениями.
Сильные укрепления могли спасти город. У Крума не было кораблей; он мог только атаковать город вдоль перешейка, в то время как императорский флот получал возможность беспрепятственно доставлять защитникам крепости пищу на глазах булгар. Но императоры Исаврийской династии экономили на морских вооружениях; в данное время едва ли уже существовал императорский морской флот. Гарнизон, застигнутый врасплох, был вынужден обходиться своими силами; император даже не пытался оказать помощь городу. С другой стороны, Круму помогли инженерные навыки перебежчика Евмафия.
Скорое выполнение Крумом своей угрозы встревожило правительство в Константинополе. 1 ноября Михаил созвал совет. Сам он сейчас благоволил миру, но не был силен достаточно, чтобы утвердить свою волю среди советников: они резко разделились на две партии, ведомые, как было характерно для этих времен, церковниками — Феодором Студитом, благоволящим войне, и патриархом Никифором, историком, стоящим за мир. Военная партия победила благодаря той самой статье о перебежчиках, обращая внимание на фундаментальные принципы христианского гостеприимства и насмехаясь над готовностью мирной партии платить дань. Четыре дня спустя их победа стала окончательной, так как пришли новости о падении Месемврии.
Круму досталась богатая добыча. В Месемврии находились не только предметы роскоши и большое количество золота и серебра, но также там булгары обнаружили некоторые из наиболее драгоценных и секретных византийских изобретений: жидкость «греческий огонь» и тридцать шесть сифонов с ней. Крум унес трофеи, а затем, следуя своей политике, снес укрепления и вернулся домой
[113].
