В данный период времени, однако, хан находился в мире с империей — и даже заимствовал у нее некоторые атрибуты культуры. Надписи, в которых он прославлял свои достижения, были составлены по-гречески, не на том изящном греческом, на котором говорили граждане Константинополя, но на грубом, с нарушением грамматики языке, который, без сомнения, использовали пленники, оставшиеся, насильно или по собственному желанию, во владениях хана. Греческий все еще оставался единственным языком в Восточной Европе, который обладал собственным алфавитом; поэтому для записи событий нанимали, как правило, греков или жителей империи, говорящих по-гречески. Писцы хана в середине булгарской надписи добавляют к титулу верховный хан, «κάννας ύβιγη», императорскую формулировку «ό έκ θεού αρχών», божественный правитель, хотя хан никак не мог рассчитывать на одобрение христианского Бога
[149]. Архитекторы новых ханских дворцов также по происхождению являлись, вероятно, греками. На месте строительства дунайского дворца еще не были произведены раскопки, а первые здания Преслава потеряны под более поздними руинами; но Плиска свидетельствует об очень заметном влиянии византийской архитектуры, предполагая и Триконхий, и Магнавру в большом императорском дворце
[150].
Но хотя Омуртаг и поощрял греческих ремесленников, он твердо препятствовал их религии. Христианство, проникавшее в Болгарию, сильно тревожило его; он рассматривал его как искусное средство пропаганды, применявшееся императором, вице-королем христианского Бога. Только позднее ханы осознали благодаря своим деловым отношениям с Западом, что можно было оставаться христианином и при этом не повиноваться василевсу. В то время в Италии проживал еще один правитель, провозгласивший себя наместником Божьим; а на севере жили христиане, которые иногда сомневались относительно подобных прав кого бы то ни было в отношении себя. Соответственно, Омуртаг преследовал христиан так, как если бы он преследовал императорских шпионов. Императорские пленники, должно быть, распространили христианство довольно широко, и среди славян (хотя христианство не затронуло воинственных булгар), вероятно, было много обращенных. Уже во время правления Крума и в течение краткого правления мятежных бояр христиане много вынесли гонений и страданий. Крум выслал христианское население Адрианополя, испытав многие затруднения, за Дунай; хотя, в целом, он был довольно терпим. Диценг изувечил руки архиепископа Мануила. Цок был гораздо более бескомпромиссен: он, как нам известно, приказывал христианским пленникам, светским людям, так же как духовникам, отказываться от своей веры, и если они сопротивлялись, убивал их. Омуртаг, хотя и был менее жесток в отношении христиан, действовал так же. Во время его правления искалеченный архиепископ Мануил наконец встретил свою смерть
[151]; и также вероятно, что именно хан, согласно Феодору Студиту, приказал, чтобы все христиане ели мясо в Великий пост. Четырнадцать из них отказались; тогда Омуртаг убил одного для острастки и продал его жену и детей в рабство. Но остальные остались стойкими, так что все приняли смерть
[152]. Даже пленник по имени Кинам, которого Крум отдал Омуртагу и к которому Омуртаг был глубоко привязан, оказался в тюрьме, проявив упорство в сохранении христианской веры, и оставался там до смерти Омуртага
[153].
И архитектурная, и антихристианская деятельность были частью одной политики и служили росту власти и престижа хана. Таким образом, Омуртаг продолжил работу своего отца, и, подобно Круму, вероятно, пошел бы еще дальше, поощряя славянский элемент в противовес булгарской аристократии. У нас нет свидетельств о внутреннем состоянии дел в Болгарии под властью Омуртага; но представляется вероятным, что на Балканах к настоящему времени два племени активно смешивались. Низшие социальные группы славян могли легко ассимилировать немногочисленных булгар; только среди аристократии все еще сохранялось различие. Булгарская знать, являясь почти феодальной военной кастой, оказалась не затронута этим процессом, в то время как славянская знать, выдвинутая Крумом на высокие посты, становилась дворянской знатью без наследственных прав, созданная по прихоти самого хана. О делах государств за пределами Дуная мы знаем даже еще меньше. Там не существовало такого крепкого славянского населения. На равнинах Валахии и Бессарабии, в горах Трансильвании жил конгломерат племен — славяне, авары и валахи — сохранявший в некоторых местах латинскую речь и культуру, оставленную дакийскими колонистами Траяна, но дикий и дезорганизованный. Этими народами хан управлял, по-видимому, через систему военных застав, которые контролировали данные территории, и где, возможно, как в Бессарабии, Большое Заграждение охраняло границу
[154].
Именно на северные границы Омуртаг направил внимание своей дипломатии и оружия. Мемориальная таблетка, установленная ханом, сообщает о его служащем, жупане Окорсисе из семейства Цанагарес, который нашел смерть в водах Днепра при переходе к булгарскому лагерю
[155]. Ситуация в степях совершенно изменилась спустя два столетия после того, как сыновья Куврата распространили булгарское влияние от Дуная до Волги и Камы. Хазарская власть слабела, в то время как жестокие новые племена приходили с востока. Около 820 г. мадьяры продвинулись за Дон, навсегда вбив клин между двумя большими ветвями булгарского племени. Именно против этой опасности армия, которую Окорсис не смог догнать, вышла за Днепр. Она выполнила свои цели. В течение еще нескольких лет мадьяры оставались за пределами границы Болгарского государства.
