Обширная часть населения страны была занята сельским хозяйством, жила в свободных крестьянских общинах и выращивала скот так, как и сегодня на Балканах. Но сейчас среди них постепенно вырос небольшой торговый средний класс. Аннексия таких городов, как Девельт и Анхиал, приводила под булгарское управление некоторое число греков и армян, которые остались в разрушенных городах и которые, без сомнения, желали воспользоваться новыми торговыми условиями, в то время как вокруг внутренних крепостей, вроде Сардики, осталось население, требовавшее падения императорской власти. Более того, сама Болгария получала прибыль от торговых отношений; булгарская соль из областей Трансильвании экспортировалась в страны, в которых ее не было, например в Моравию, в то время как византийский экспорт в Центральную Европу проходил в большинстве случаев через булгарскую территорию, либо по великой дороге Константинополь — Адрианополь — Филиппополь — Сардика — Белград, либо по дороге от Фессалоники, которая присоединялась к этому пути в Наисусе (Ниш). В основном торговлей занимались, вероятно, греки и армяне; но местные жители, должно быть, также иногда принимали в ней участие. Маловероятно, чтобы булгары все еще разрабатывали шахты, которые так обогатили более поздних балканских правителей; а многие ремесла, как, например, строительство зданий, находились в руках греков, являвшихся пленниками или новыми подданными.
Действительно, культура Болгарии оставалась все еще в руках иностранцев. Отсутствие алфавита не способствовало развитию какой-либо собственной литературы; немногие официальные надписи составлялись на греческом. Искусствами также занимались только греки; именно греческие художники, нанятые ханом, создали фрески в его дворцах, которые ему построили греческие архитекторы. Таким образом, национальные искусства совершенно не получили развития, кроме, возможно, примитивного народного искусства крестьян. Даже архитектура вряд ли была востребована булгарским населением. Крестьяне жили в хижинах и лачугах, немногочисленный средний класс проживал в старых греческих городах; и только аристократы и ханы требовали постройки роскошных зданий. Булгары имели большой опыт в земляных строительных работах и укреплениях; но, вероятно, знать следовала примеру ханов и желала жить в палатах, выстроенных внутри прямоугольных стен замка и смело оформленных на примере прекрасных дворцов Константинополя
[188].
О привычках обитателей этих залов мы знаем немногое. Они являлись многоженцами, носили тюрбаны и брюки и, вопреки ожиданию, любили часто мыться
[189]. Домашнее рабство было обычным явлением у них, как и везде на Ближнем Востоке. Булгарская религия представляла собой поклонение солнцу, луне, звездам и другим естественным явлениям, которым они молились, принося в жертву людей, а также лошадей и собак. Хвост лошади был их знаменем, и они клялись на мечах
[190]. Но ни один из старых храмов и алтарей не сохранился до наших дней, осталось лишь прямоугольное здание в Плиске, которое в более поздние века было преобразовано в церковь
[191]. Булгарская религия не имела значительного этического основания; булгары остались жестокими в своих действиях, применяя пытки и смертную казнь, являвшиеся частью всех юридических процессов, с некоторыми изменениями, воспринимавшимися как новомодная гуманность
[192].
Подобное состояние дел едва было достойно великой империи. Поэтому Борис задался вопросом, нельзя ли произвести некоторое изменение. Но прежде, чем он смог действовать, он вооружился.
Далеко к северо-западу, в долинах между Богемией и Западными Карпатами, обитали несколько славянских племен, известных под именем моравы. Примерно во втором десятилетии столетия моравы были объединены под властью князя по имени Моимир, который в 833–836 гг. победил князя Прибину из Нитры и расширил свою власть на восток к северному берегу Дуная, до его острой излучины на юге у Эстергома. Данное расширение встревожило франков. Маркграф Восточной Марки и епископ Пассау рассматривали Моравию как законное поле для своих действий, политических и религиозных, и испытывали неприязнь к проявлению местной активности. Они ждали смерти Моимира (845 г.); затем Людовик Немецкий вмешался во внутренние дела государства и принудил моравов присягнуть племяннику Моимира, Ростиславу, не предполагая, что Ростислав мог проявить не только свои способности, но и неблагодарность. Людовик скоро осознал свое заблуждение. Ростислав вначале утвердился в Моравии, а затем начал расширять свое влияние на соседние племена. Чехи стали его надежными союзниками и, вероятно, вассалами; он аннексировал земли авар, которые проживали в среднем течении Дуная, и таким образом стал соседом булгар на Тисе; более того, Ростислав начал угрожать славянским княжествам, которые группировались под франкским сюзеренитетом в бассейне реки Драва и озера Балатон. Людовик Немецкий был бессилен сдержать Ростислава. Его большая экспедиция 855 г. окончилась безрезультатно; даже кампании против чехов оказались неэффективными. Ростислав вмешался в дела франков, поощряя выступление Карломана против Людовика, хотя мудро воздержался от оказания слишком большой помощи сыну мятежника. К 862 г. Ростислав уже являлся правителем империи, простиравшейся от Тисы и озера Балатон до окрестностей Вены и от верховий Одера, Вислы и Центральных Карпат до Богемии, стоящей на страже границ государства. Германские анналисты выказывали свой страх, называя его королем, титулом, который служил только для представления больших независимых правителей
[193].
В Европе того времени существовали четыре большие державы, две христианские империи на востоке и на западе
[194] и два варварских государства между ними. Ситуация оказалась слишком простой и сбалансированной, чтобы продолжаться длительное время. Первым сделал ход Ростислав. Он долго кокетничал с христианством, но перед ним стояла почти такая же проблема, как перед Болгарией. У моравов распространение христианства оказалось связано с франкским влиянием: миссионеры, которые наводнили страну, являлись слугами епископа Пассау и Людовика Немецкого. И все же христианство стало желанным явлением: оно могло поднять престиж моравского государства и его культуру, и обеспечить большее единство племен на основе империи Ростислава. Но христианство должно было стать национальной религией, а не немецкой или латинской. Беспокойный ум Ростислава искал новое решение этого вопроса.
