В начале 862 г. из Моравии в Константинополь отправилось посольство, просившее императора прислать учителя, способного преподать истинную веру на славянском языке
[195].
Глава 3.
Торговля душами
В это время в христианском мире бушевала война, духовная борьба, которая формировала судьбы всей Европы. Каприз Провидения допустил, чтобы в мире одновременно появились два крупных деятеля духовной истории, чьи амбиции и идеи неизбежно вели к конфликту. В апреле 858 г., благодаря помощи доверчивого западного императора Людовика II, некий Николай поднялся на папский трон в Риме. Восемь месяцев спустя, на Рождество, кесарь Варда, регент Востока, грубо отстранивший прежнего патриарха Константинополя Игнатия, назначил на его место своего друга, первого секретаря Фотия.
Римский папа Николай I был полон безграничной энергии и готов к принятию решений смелых и дальновидных, за что последователи называли папу человеком дела, а не слов, все таланты которого были направлены на достижение одной великой цели — установлению мирового господства католического престола. В это время христианский мир все еще оставался единым, за исключением отдаленного юга и востока, где копты, армяне или несториане потворствовали различным ересям; духовные вершины христианства составляли пять патриарших престола — Рим, Антиохия, Александрия, Иерусалим и Константинополь. Из всех патриаршеств римская епархия, престол святого Петра, всегда по праву считалась первой. Ее юрисдикция простиралась по всей христианской Европе к северу и к западу от Адриатики (если бы не Сицилия и Калаврия), т. е. она подчиняла себе обширную область, значительно увеличившуюся за недавние столетия благодаря распространению христианской цивилизации в странах Балтийского и Северного морей. В сравнении со своим римским соперником патриарх Константинополя казался парвеню, так как данное патриаршество было создано последним; но он всегда обладал большой властью благодаря своей связи с Восточной империей, во всех провинциях которой являлся духовным владыкой. Другие патриаршества не представляли теперь большой важности; их престолы располагались на территориях, находившихся под властью неверных. Хотя патриаршества имели свой порядок старшинства, кроме Рима, ни одна из них не рассматривалась как обладающая наивысшей юрисдикцией над другими; единственным высшим органом церкви являлся Вселенский Собор, на который каждый патриарх посылал своих представителей; такие же представители приглашались на менее важные синоды и советы в любом патриаршестве, но, за исключением Константинополя, их проводили крайне редко; те патриархи, которые чувствовали себя свободно по отношению к светской власти, рассматривали свою власть как вызов авторитету правителей государства
[196].
Николай желал изменить сложившуюся ситуацию. Он являлся первым епископом мира и намеревался стать единственным высшим епископом. Однако папе пришлось столкнуться с непониманием даже среди собственных подданных. Германская церковь всегда находилась под влиянием светских властей и потворствовала прихотям германских монархов. Николай решил бросить вызов светскому государю. Кульминационный момент борьбы наступил в 863 г., когда по матримониальному желанию Лотаря из Лотарингии папа торжествующе утвердил его на престоле и бросил вызов всему большому клану Каролингов. В то же самое время он обратил внимание на Восток, на соперничающую с Римом империю, где нарушение на выборах Фотия на патриарший престол предоставило ему роскошную возможность для вмешательства.
Но Николай практически не знал своего соперника. Фотий прославился как необыкновенный ученый — слишком ученый, как сказали бы некоторые, обвиняя его в колдовстве; он был столь же решителен и храбр, как папа, но гораздо более тонок, гораздо более одарен богатым воображением и обладал гораздо большим знанием своей аудитории. Битва началась в 860 г. Николай сначала попытался заключить сделку, чтобы признать Фотия в обмен на духовные области Калаврии и Иллирии, которые принадлежали Риму до правления императора Льва III; но Фотий перехитрил папских легатов и написал письма Николаю в очень любезном тоне, но продемонстрировал, что относится к нему как к равному. Ситуация постепенно ухудшалась. Николай чувствовал себя оскорбленным и негодовал, а патриарх, уверенный в поддержке императора, проявлял все большую независимость. Наконец в апреле 863 г. папа торжественно отлучил от церкви Фотия, а тот, в свою очередь, парировал отлучением папы.
Именно во время этой бури страстей послы Ростислава достигли Константинополя. Ростислав был хорошо осведомлен о набирающем силу конфликте и вынес из него ценный урок для себя. Он, подобно василевсу, должен был сохранить церковь под светской властью. Ни Германия, ни Рим не предоставили бы ему на это право; но Константинополь, провозглашавший теории духовной независимости и находившийся столь далеко, чтобы контролировать такую церковь, мог оказаться ему сейчас полезным. Кроме того, доброжелательность империи становилась полезной и в том случае, если он вступал в противоречие со своим новым мощным соседом, булгарским ханом.
Император Михаил с радостью принял посольство. Его дядя, кесарь Варда, управлявший от имени императора, и патриарх, вспомнили о своем общем друге Константине Философе, греке из Фессалоники, более известном под именем Кирилла, которое он принял на смертном одре. Он зарекомендовал себя опытным миссионером и приобрел славу как лингвист и филолог. Соответственно, Кирилл со своим старшим братом Мефодием отправились в Моравию, вооружившись алфавитом, посредством которого они могли перевести Святые Писания на славянский язык
[197].
Новости о посольстве и миссии переполошили европейские дворы. Борис Болгарский сразу начал подозревать миссию в политических целях. Он предпринял серьезные меры для охраны границ своего государства и вступил в переговоры с Людовиком Немецким. Позже (в 862 г.), когда сын Людовика, Карломан, наместник Восточной Марки, восстал, призвав на помощь моравов, против своего отца, булгары оказались близкими союзниками германского короля
[198]. Нам не известны условия данного соглашения, но, очевидно, среди них было одно, которое побудило правительство в Константинополе перейти к активным действиям. Борис, так же как и Ростислав, заигрывал с идеей принятия христианства; но теперь он был готов принять его от германского двора
[199].
