Николай был рад. За предложением переговоров последовала серия дружественных бесед. Сначала Симеон отправил своего посла Федора в город, чтобы увидеть регентов; затем регенты и молодой император лично развлекали сыновей Симеона на банкете во Влахернах
[337]; и, наконец, сам Николай решил посетить Симеона и был принят с особым уважением. Тем временем условия заключения договора уже были обсуждены. Симеон проявил умеренность в своих требованиях; он получил долги по дани, много подарков и обещание, что император женится на одной из его дочерей. С этим он вернулся в Болгарию
[338].
Условия договора требуют некоторого объяснения. Суть его заключается в том, что именно сейчас, как я полагаю, Симеон впервые четко сформулировал для себя те цели, которые стали его амбициями и вскоре обрели над ним полную власть. Он нацеливался, ни много ни мало, на то, чтобы стать императором. Уже отказ князя удовлетвориться обычной данью показал, что он надеялся на большее; и теперь, через брак с императором, он хотел приобрести законную опору во дворце. Идея не была столь фантастической, как может показаться. Империя все еще сохраняла универсальную международную концепцию; представители многих разных народов всходили на трон. Ни один, правда, не являлся при этом господином иностранной державы; но этот факт, без сомнения, давал бы им преимущество. И настоящее сулило надежду. При императорском семействе в лице одного болезненного мальчика будущее, казалось, должно было принадлежать сильнейшему. И никто не мог бы по власти превзойти Симеона, дочь которого сидела во дворце, другом являлся патриарх, а огромные армии были готовы в любой момент спуститься во Фракию; и если Константинополь будет принадлежать ему, то и вся Империя будет его, так как Константинополь и есть сама Империя. Амбиции Симеона нельзя считать неосуществимыми. Судьба, однако, не благоволила ему: хотя благодаря этому Болгарии повезло, так как мечты Симеона означали конец политике Бориса. Болгария Бориса с национальным языком и национальной церковью была еще слишком незрелой, чтобы выдержать слияние с империей. Столетием позже она изменилась; Болгария стала признанным всеми народом. Но сейчас, при Симеоне, различные славянские племена и булгары пали бы, греческий императорский дух одержал бы победу, и труды Бориса были бы уничтожены.
Но эти предположения несущественны, так как Симеон допустил просчет. Он не понимал, насколько ненадежным оказалось правительство патриарха. Николай выполнял функции регента при ребенке, чью законность он едва ли признавал, и хотя он и был патриархом, но являлся при этом только лидером своей партии. Другая партия имела своего лидера, чьи требования регентства были гораздо более сильными и гораздо более логичными. Императрица Зоя, мать императора, хотя теперь она временно находилась в изгнании в монастыре, имела значительную поддержку; и вскоре товарищи регенты Николая, утомленные его доминированием, обратились на ее сторону. Едва успел Симеон возвратиться в Болгарию, как Зоя вернулась из изгнания и предъявила обвинение правительству
[339].
Зою не мучили заботы Николая. Ее не беспокоило то, что он потеряет свое номинальное руководство булгарской церковью. И она решила, что ее мальчик не должен жениться на дочери варвара. Николай остался на патриаршем троне, но теперь он не имел никакого голоса в правительстве. Вся умеренность Симеона и лесть были потрачены впустую. Он обратился за помощью к оружию еще раз. Напрасно Николай написал ему, напоминая о его обещаниях мира. Симеон считал себя свободным от своих обязательств; новое императорское правительство совершенно забыло пункт относительно брака
[340].
В сентябре 914 г. булгарские силы появились перед Адрианополем, и армянский наместник крепости был вынужден передать ее в их руки. Но императрица оказалась энергичным правителем. Она тотчас же послала людей и деньги, чтобы возвратить крепость; и булгары посчитали более благоразумным удалиться
[341]. Испытав характер императрицы, Симеон не ждал многого. История следующих двух лет нам плохо известна. Симеон не предпринял никакого хода против Константинополя; но в 926 г., если не в 915 г., его отряды были заняты в набегах на западные области, Диррахий и Фессалонику
[342]. В 916 г. они даже проникли до Коринфского залива и периодически задерживались в соседних районах приблизительно в течение десяти лет. Их присутствие чрезвычайно беспокоило население; даже святой Лука Малый, прославленный своим аскетизмом и умерщвлением плоти, мигрировал в течение этого периода в Патры
[343].
Но Константинополь представлялся Симеону достижимой целью. В 917 г. он снова собрал армию на фракийской границе
[344]. Он даже попытался заручиться поддержкой печенегов, ставших его друзьями со времени предыдущей войны; но его послов обошел императорский агент, Иоанн Вогас, чьи финансовые ресурсы были, без сомнения, большими. В этих обстоятельствах императрица решила ударить первой. Время, казалось, благоприятствовало ей; она праздновала триумфы своих отрядов в Армении и Италии; а теперь получила новости, что печенеги подготовились к вторжению в Болгарию с севера. Ее флот приплыл в Дунай, чтобы перевезти их, и вся императорская армия прошла через Фракию до границы
[345].
