Территориальное урегулирование, видимо, требовало немного изменений. Возможно, булгары приобретали несколько городов в Македонии, но император восстановил Созополь и Агатополь и, очевидно, целую береговую линию до реки, называемой Дичина, за пределами Meсемврии: хотя, возможно, Девельт, находившийся прямо у залива Бургас, остался во владении царя
[398].
Относительно финансового урегулирования сложнее прийти к какому-то заключению. Император, очевидно, обязывался посылать что-то вроде ежегодного дохода булгарскому двору — возможно, подарки в 100 скарамангий, обещанные Симеону. Они, очевидно, доставлялись до времени правления императора Никифора Фоки, чей отказ высылать их привел к войне. Но в течение той войны булгары не выступали в роли агрессоров; император напал на Болгарию через своих русских союзников
[399]. Другой отчет этого времени, не упоминая об определенной войне, сообщает, что Петр после смерти своей жены подобострастно просил о возобновлении мира с Константинополем
[400]. Поэтому вероятно, что подарки или дань выплачивались только в течение жизни царицы и представляли собой ежегодный доход, дабы та могла содержать себя в достоинстве, которое приличествовало ее рождению; Петр, вероятно, заблуждался, требуя оплаты после ее смерти. В связи с финансовым урегулированием император вернул большое количество заключенных. Были ли они выкуплены за деньги, мы не знаем; Константин Багрянородный подразумевает, что они были освобождены царем в качестве ответного знака Роману за руку его внучки
[401].
Договоренность о вопросе титулов была улажена с точки зрения булгар удовлетворительно. Императорский двор согласился признать Петра императором, а главу болгарской церкви автономным патриархом. Но он настаивал на некоторых модификациях. Патриарший престол не должен был располагаться в Преславе, но в какой-то другой духовной столице. Болгарское патриаршество, таким образом, должно было быть отделено от болгарского императорского двора и, таким образом, как на это надеялись в Константинополе, потерять частично свой национальный характер и, во всяком случае, отойти немного от светского контроля царя. Представлялось даже возможным говорить, что существовало два патриаршеских престола на Балканском полуострове, не потому, что Болгария настаивала на духовной независимости, а потому, что увеличивавшееся число христиан требовало такого устройства: таким образом, Леонтий Преславский был удален. Дамиан из Дристры вместо него встал во главе патриаршества, достоинство и автономия которого были признаны во всем восточном христианском мире
[402].
Подобное оправдание могло быть использовано в Константинополе за предоставление императорского титула Петру. Император Роман Лакапин был щедр в своем даре императорского достоинства. Его зять перед ним выступал как император, но тем самым он возвысил также троих собственных сынов и обдумывал возвышение внука. Поэтому не существовало причины, почему он не мог возвысить зятя, и тот факт, что его зять уже являлся значительным независимым монархом, был неуместен. Роман также считал себя оправданным отказать в титуле, если Петр ослушается; действительно, возможно, что позднее на какое-то время он так и поступил
[403]. Булгары, однако, не рассматривали данный вопрос в таком свете. Им было только известно, что булгарский князь являлся первым и единственным иностранным властелином, который должен был получить признание в качестве императора в Новом Риме, и даже если он подтвердил свой титул женитьбой на дочери императора, в этом не было ничего уничижительного.
Третья уступка заключалась в том, что булгарские послы в Константинополе навсегда приобретали превосходство над другими послами, что естественно вытекало из императорского титула; такое положение весьма удовлетворяло булгар и ничего не стоило империи, хотя позднее оно должно было оскорбить чувствительных посланников франкских императоров
[404].
