– Молодец. Мы с Владимиром Андреевичем догадались только после твоей наводки. Он подозревал предателей в отделе и не верил в причастность одного лишь Петрова, но о блоге не задумывался. Ты помогла.
– Кстати, блог удалили, а по поводу комментариев развернули бурную деятельность. Кто знает, нет ли среди них еще одного маньяка.
– Преступник пойман. Может, пора поговорить о более важном?
– О доверии?
– В том числе.
– И почему же ты ничего мне не сказал? Почему оставил «за бортом»? Ты говоришь, мы не чужие, но тем не менее утаил важную информацию о расследовании.
– Но я рассказал о себе правду! Неужели это для тебя ничего не значит?
Она натянула шапку пониже, но уши все равно мерзли. Мерзла каждая частичка ее тела. Каждая частичка души. Он не понимал, какое место в ее жизни занимает работа. Что для нее значит расследовать, докапываться до истины, проникать в преступные замыслы. Выигрывать. Соколов опять все сводил к личному. А разве можно иметь что-то личное с тем, кто тебя не понимает?
– Не молчи, Саша! Черт возьми, скажи хоть что-нибудь! Между нами что-то есть или все это было от скуки?
– Что-о-о?! Это уже оскорбление. Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?! Кто ты такой, чтобы обвинять меня хоть в чем-то?
– Я и хочу понять, кто я! Кто я для тебя, черт возьми? Кто?
На его крик обернулись немногочисленные прохожие. Все спешили спрятаться от удушающе холодного ветра. Хотели оказаться дома, почувствовать тепло и уют. Никому не было дела до разворачивающейся сцены на мосту со столь красивым названием. Обернулись и продолжили путь, как ни в чем не бывало. Глаза Селиверстовой между тем жгло от слез. Никто на нее не кричал со школы. Никто не позволял подобного обращения. Она чувствовала себя ребенком, который провинился, только не понимала в чем.
– Ответь! – продолжал наседать Соколов, – ответь! Может, ты любишь Резникова? Тогда все объяснимо. Я должен знать, что между нами. Саша, я имею право! Ответь!
Она молчала. Соколов зашвырнул горсть снега в небо, затем приблизился вплотную и вжался губами в ее губы. Это не было похоже на поцелуй. Скорее на печать «Ты – моя». Александра растерялась, разозлилась и… обняла его за шею. Сейчас ей было хорошо. Не существовало никаких вопросов, сомнений, правых и неправых. Были только он и она, и их обветренные губы. Она бы хотела продлить это мгновение, но также резко как все началось, так же внезапно и закончилось. Соколов отодвинулся.
– Саша, ты поедешь со мной?
– Что? Куда? – она окончательно растерялась.
– Помнишь, я заплатил Сидоровичу за сведения, а взамен попросил тебя не возвращать сумму, а поехать со мной к другу детства?
– Да.
– Об этом я и спрашиваю. Ты поедешь? Он живет в Америке. Вылет завтра вечером. Билеты… – и продемонстрировал два электронных листка.
– Ты смотрел мой паспорт?
– Саша, это все что тебя волнует?! То, что я смотрел твой паспорт? Ты невозможна! Ты можешь хоть раз побыть… побыть нормальной!
Удар ниже пояса. Она не сдержала слез. Он попытался взять слова обратно, коснулся ее плеч, снова притянул к себе, но она источала холод еще более пронизывающий, чем тот, каким был заряжен окружающий воздух.
– Ненормальная… – не произнесла – прошипела Александра, сбрасывая его руки, – так ты обо мне думаешь?
– Черт возьми, я не то хотел сказать. Я имел ввиду…
– Не надо объяснять. Я, может, и ненормальная, но не дура. Тебя не устраивает то, какая я. Ты хочешь завтраки по утрам и не только из бутербродов, быть всегда на коне и чтобы я тебя слушала. Тебе нужна обычная женщина и ты не терпишь моей индивидуальности. И совсем не выносишь, когда я оказываюсь на шаг впереди.
– Опять ты об этом… – он сжал кулаки и смотрел с неприкрытой агрессией.
На какую-то секунду ей показалось, будто он способен ее ударить, но нет. Он тяжело выдохнул, спрятал руки в карманы и спросил:
– Подумай сама, если бы ты меня не устраивала, я бы был с тобой?
– А ты со мной? Ты не был честен до конца, хотя знал, насколько сильно я погрузилась в это дело, как переживала! Я хотела разобраться, поймать настоящего Шифровальщика, думала, полиция идет по ложному следу, а вы с Рукавицей все это время просто не желали меня посвящать в свои планы!
Желваки ходили ходуном. Неожиданно из кармана появилась пачка сигарет. Соколов привычным, хотя и нервным жестом открыл упаковку, чиркнул зажигалкой и закурил. Александра не могла скрыть удивления:
– Ты снова куришь?
Не отвечая, он выпустил облако дыма.
– Это вредно.
Он засмеялся: истерически, с надрывом.
– Ты потрясающая женщина, Саша. Странная, но потрясающая.
– Сомнительный комплимент.
– Согласен. Поехали со мной. Там мы сможем забыть о деле и возможно научимся понимать друг друга. У нас получится, Саша. Обещаю молчать о твоей интуиции и предлагаю вовсе не говорить о делах. Давай отдохнем от всего: от серого унылого Питера, от трупов, от психов и их родственников, от всего, Саша. Мы это заслужили. Тебе так не кажется? – бросил сигарету, потушив носком ботинка.
Звучало заманчиво, но что-то ее останавливало. И дело даже не в любви к унылому городу или тем же расследованиям. Это было другое – что-то, чему она еще сама не могла дать определения.
– Снова молчишь. Просто дай согласие. Нам ведь хорошо вместе, Саша.
– Если мы не можем сосуществовать мирно здесь, то как может получиться там, Дима?
Он вздохнул и спросил:
– А разве то как будет зависит не от нас?
– И все же я не могу поехать.
– Почему? Из-за моей неустойчивости? Ты боишься, что я такой же псих, как те, с кем тебе приходится сталкиваться? Дело в этом? Ведь ты стала меня избегать после того разговора. Я прав? Прав?
Александра молчала, потому что ответить на этот вопрос она не могла даже себе.
– Или дело в Резникове? Ты к нему что-то испытываешь?
– Снова ты об этом. Он мой друг!
Телефон в сумочке дал о себе знать внезапно. Она бросила взгляд на экран и замерла. Бриз. Он так давно ей не звонил. Она уже успела позабыть, какую теплоту испытывает от его голоса и невольно улыбнулась. Александра скучала.
– Друг? – язвительно поинтересовался Соколов и вытянул вторую сигарету, – ответь другу. Ты даже в лице изменилась и не отрицай. Ты рада его звонку.
Телефон продолжал звонить.
– Ну же. Может, что-то серьезное. Мы ведь так… вышли поморозить задницы.
Она отвернулась и нажала «принять».
– Пуля! – сразу же прозвучал такой родной голос, – прости. Ты можешь говорить?
