Эти переговоры продолжались больше двенадцати часов, и в них участвовали первые лица государств и организации, которые хоть что-то из себя представляли в мировом раскладе сил. Но тогда я об этом не знал; тогда я как мальчишка шарился по челноку, с восторгом разглядывая разные крутые штуковины, вроде голографических дисплеев, или дисперсного душа, предназначенного для невесомости. Я даже, взгромоздившись в кресло пилота, хотел поднять челнок в воздух, но Катя меня вовремя остановила. Взлетели бы мы без проблем: на борту был продвинутый автопилот, а интерфейс управления был интуитивно понятен, даже без знания языка. Но вот с возвращением обратно возникли бы проблемы. Земля сильно изменилась за четверть миллиарда лет. В памяти компьютера просто не было современных карт, и он бы автоматически перешел в ручной режим управления во время спуска.
А еще у Кати потрясающая интуиция. После того случая, когда нас пытались убить самолетом, она совершенно адекватно просчитала ситуацию. За нас взялись всерьез, и очень скоро достали бы, несмотря ни на какие тюрвинги, и поддержку организации. Тогда она сделала самую главную ставку в своей жизни. Конечно же, она была прежде на плато Маньпупунёр, и видела столбы выветривания. Все пробы и анализы однозначно указывали, что эти столбы – естественное образование. И так оно, в общем-то, и было. Они образовались естественным образом, по мере разрушения скалистого плато, на котором находилась эвакуационная площадка. Вот только автоматика челнока не давала разрушить часть породы, которая находилась непосредственно под опорами. Она защищала их от ледника, вероятно, с помощью мощных электромагнитных полей. Поэтому и возникли эти причудливые истуканы, культовое место среди аборигенов. Катя догадалась, что здесь может скрываться что-то очень большое. Вроде уцелевшего космического челнока сгинувшей цивилизации.
Однако же, в ее плане было одно слабое место: одно дело обнаружить челнок, и совсем другое – им завладеть. Каким-то образом, нам удалось и первое, и второе. И вот как раз второе обстоятельство до сих пор является огромной загадкой. Катя говорит, анализ записей с ее линз показывает, что челнок отреагировал именно на мое присутствие. Из-за этого меня и подвергли всестороннему медицинскому исследованию. Хотя у этого обследования и последующей вакцинации была и другая цель. Меня собираются запустить в космос.
Впрочем, я немного вперед забегаю. Чтобы понять, как так произошло – нужно вернуться к общему соглашению, которого удалось добиться в тот день, когда мы попали на челнок.
Когда мир висел на волоске, а я беззаботно любовался чужими высокими технологиями, шла отчаянная торговля. Среди лидеров, принимающих решения на самом высоком уровне, нет неадекватных людей; в том, что мир находится на пороге грандиозного цивилизационного кризиса, отдавали себе отчет все. Вот только до момента обнаружения челнока подходы к разрешению этого кризиса у каждого были разные. Кто-то думал, что апокалипсис неизбежен, и нужно готовиться к возрождению будущей цивилизации, оставляя семена знаний для дальнейшего развития. Кто-то надеялся выиграть за счет уничтожения соседей. А кто-то, вроде нашей организации, продолжал делать почти безнадежную ставку на внешнюю экспансию. Почти безнадежную – потому что основные игроки прекрасно просчитали, что технологии банально не успевают за потребностями. И даже начало колонизации Марса было бы каплей в море, которая никак не отразилась бы на земных проблемах.
Появление новых доступных технологий космических путешествий изменило все. Крупнейшие игроки, уже готовые вот-вот вцепиться друг другу в глотки, согласились с тем, что ситуацию можно стабилизировать на некоторое время, пускай это и грозило еще более худшим кризисом в будущем. Очень уж заманчивым выглядел выигрыш.
Организации тоже пришлось пойти на большие уступки. И самая главная уступка – это, собственно говоря, я сам. На время до окончания первой исследовательской пилотируемой экспедиции я стал достоянием всего человечества. Негласным достоянием, конечно же. Подготовка к экспедиции велась в обстановке строжайшей тайне, что было совсем не просто, учитывая количество участвующих сторон. Почему именно я? Вот тут как раз все просто: я единственный известный на планете видящий, а ученые имели все основания полагать, что в космосе мне будет на что посмотреть. Речь, разумеется, о тех вещах, которые другие люди увидеть не смогут.
Лететь на инопланетном челноке, разумеется, было нельзя, несмотря на отличный сохран. Во-первых, не было уверенности в том, что силовая установка после изучения земными специалистами заработает как надо. А во-вторых, и в главных – не было никакой возможности перепрограммировать бортовую систему управления под современные астрономические реалии. Если с копированием фундаментальных технологий проблем особых не возникло, тем более что ученые вплотную подобрались к аналогичным решениям, и дело было только в правильной конфигурации электромагнитных полей, то для изучения и освоения чужих информационных систем требовались десятилетия работы.
Именно информационные системы, основанные на квантовых цепочках памяти, позволили кораблю сохранить рабочее состояние даже спустя двести пятьдесят миллионов лет. Катя мне рассказывала, что ученые организации смогли выяснить, что вся структура корабля содержится в памяти с четырехкратным резервированием и с высокочастотным контролем несанкционированных изменений в изолированной криокамере, охлажденной почти до абсолютного нуля. Все оборудование и внутренняя отделка челнока непрерывно проверялась на соответствие электронному эталону наноботами, и, при необходимости, чинилось прямо на месте.
Не то, чтобы мне интересно было во все это вникать – просто Катя рассказывала об этом с таким энтузиазмом, что мне неудобно было ее прерывать. Приходилось вникать в суть дела, и, улыбаясь, кивать в нужных местах.
Впрочем, моя подготовка как начинающего космонавта включала продвинутый экспресс-курс физики и математики. Международная комиссия, созданная для организации полета, сочла это совершенно необходимым. Так что приходилось капитально напрягать мозги. Но, кажется, мне это даже начинало нравится.
2
Прототип корабля, на базе которого собирали наш аппарат, уже несколько лет находился на орбите. Точнее, даже два прототипа, российский и китайский. Разумеется, широкой общественности об этом известно не было – правительства были на грани сворачивания обеих программ; ресурсов не хватало, а отказ от масштабной космической экспансии мог негативно сказаться на патриотизме, что было совершенно некстати, учитывая крайне напряженною международную обстановку.
