Они счастливы…
У них есть все! Любовь! Семья! Дом…
А у меня нет этого! И все из-за человека, за которым я сейчас наблюдаю в экране телевизора.
— … в наше время не хватает частных клиник в которых бы проводились необходимые процедуры бесплатно. Процедуры, которые многим не по карману. Именно для этой цели и был открыт фонд «Мария»… — продолжает Воронцов — … Иногда жизнь дороже денег…
Иногда жизнь дороже денег…
И ведь это правда…
Но видимо жизнь моих родителей не была дороже денег…»
— Ева, — зовет меня Ксюша — Я уже разобралась с овощами.
— Молодец, — говорю ей и закрываю контейнер крышкой. Сажусь на раскладную скамейку и бросаю взгляд на Воронцова с мальчишками.
— Правда он красивый? — спрашивает меня Ксюша, присев рядом на другой стул.
— Кто? — спрашиваю ее.
— Мой дядя.
— Кирилл? — смотрю на нее, и она кивает — Красивый…
А зачем скрывать это?
Ради упрямства?
Я считаю его красивым и этот факт ни на что не влияет. Просто факт, как если бы я сказала, что у Воронцова есть уши.
— Ты ему нравишься, — говорит мне племянница Воронцова.
— Не думаю, — улыбаюсь ей.
Все же дети во всем и везде видят любовь. Даже в там, где ее никогда не может быть. И между теми, кто никогда не будет вместе. Между теми, кто никогда не полюбят друг друга.
— Я знаю его очень хорошо, — убеждает меня Ксюша — И ты ему точно нравишься. С тобой он другой.
Наивная…
Он со мной обычный…
Ничего особенного.
— Ты говорила, что хочешь вокалом заниматься, — перевожу тему.
— Сделаем вид, что я не заметила, что ты не хочешь об этом говорить. Вернется к этому разговору, когда ты сама поймешь, что он тебя любит. Да, я хочу заниматься вокалом.
— Хочешь, могу сейчас с тобой позаниматься? — предлагаю ей — Моя мама была преподавателем музыки и в детстве много со мной занималась.
— Ты умеешь петь? — удивленно смотрит на меня.
— Слегка, — смущенно отвечаю.
— Спой! — требовательно просит она.
— Я не помню ни одной песни…, - отнекиваюсь.
— Любую! — просит меня Ксюша.
И я начинаю петь то, что на душе. В этом нет рифмы, лишь слова.
— Я забываю какого любить…
Я забываю, как мечтать…
О счастье, о семье.
Любить нельзя…
Убить нельзя…
Нельзя мне ничего, что счастье принесет.
Я навсегда теряю свет…
Лишь знаю, что такое тьма.
Она съедает изнутри.
Не оставляет ничего…
Любить нельзя…
Убить нельзя…
Нельзя мне ничего, что счастье принесет.
— Вау, — произносит Ксюша и пару раз хлопает ресницами — Научи! Научи и меня!
Кирилл
— Смотри, — кричит мне Никита — клюет.
— Тише! — шикает на него мой второй племянник — Громче Ксюхи кричишь!
Усмехнувшись, разворачиваюсь, посмотреть, что делают девочки. Стоя друг напротив друга с открытыми ртами и махаю руками, издавая нечленораздельные звуки.
Чего это они?
Заболели?
Кто кого заразил?
Ксюша Еву? Или Ева Ксюшу?
Но в адекватности обеих теперь сомневаюсь.
— Присмотрите, — говорю племянникам и иду к девочкам.
— А теперь попробуй «РООООООО», — слышу издали завывания Мицкевич — Не стесняйся широко открыть рот и опустить нижнюю челюсть.
— РОООО, — выполняет сказанное Евой моя племянница.
— Умница, — хвалит ее Ева, — У тебя хорошо получается. Моя мама бы сказала Перфекто!
— Правда?
— Конечно, — подтверждает Мицкевич. — Думаю, моя мама мечтала бы с тобой поработать. В тебе есть талант.
— Спасибо, — радостно кричит Ксюша и обнимает Еву. — Спасибо!
— Так и знал, Мицкевич, что ты что-то натворишь! — вмешиваюсь в их дуэт я.
— И что я натворила? — разворачивается ко мне.
— Про шашлык забудешь! — говорю ей.
— Точно! — восклицает она и бежит к мангалу.
Взявшись голыми руками за шпажки быстро отдергивает руку и подносит два пальца к рту.
М-да уж!
Кто бы сомневался…
Подойдя к мангалу и взяв тряпку, поворачиваю мясо на шпажках.
— Сильно? — спрашиваю Еву и без разрешения беру ее за руку, чтобы осмотреть ожог. — Не сильно, — делаю вывод, но зачем-то дуя на покраснение.
— Пройдет, — тихо произносит Ева.
«— Сынок, я так рада, что ты приехал с девушкой. Вы так хорошо смотритесь, и она подходит тебе, — улыбается Нинель.
— Нинель, с чего ты решила, что она подходит мне? — серьезно смотрю на нее.
Меня раздражает то, что она каждый раз лебезит передо мной. Притворяется идеальной матерью… Но я не простил. Не могу.
— Ева красивая, умная и храбрая. Сильная девочка, — отвечает она.
— Но это еще не критерии, — усмехаюсь — Ты вон тоже красива, умна и храбра, но это не помешало тебе…
— Кирилл… — одергивает она меня.
— В этой семье все привыкли к правде и ты привыкай. Я такой, мамочка, — допиваю кофе и выхожу из кухни.
Сейчас я поеду на рыбалку и отдохну с племянниками.
Я тут только ради отца, сестры и племянников.
И меня совсем не волнует, что думает эта женщина насчет Евы.»
— У меня в машине есть мазь, — говорю я ей и не дожидаясь ответа, иду к машине, чтобы взять ту самую мазь и затем вернуться, и обработать ожог Евы.
— Не стоило, — говорит мне Ева, когда я забинтовываю ей пальцы.
— Лучше перестраховаться, чем потом подцепить заразу.
— Верно, — отвечает она и смотрит на мальчишек с удочками. Вижу в ее взгляде какую-то тоску и печаль.
Чего это она?
— Хочешь? — спрашиваю ее начнет того, чтобы пару раз закинуть удочку.
— Нет, — отвечает она — я давно не была на рыбалке и боюсь, что уже даже не знаю, как это делается.
