— Это секрет, — шутливо произносит Воронцов. — Никому не говори.
— Не будь так строг к Лене. Она сделала ошибку, но поверь прекрасно ее осознает, — решаю все же защитить женщину. Примерно на двадцать процентов, я понимаю ее мотивы — Главное вовремя осознать, что ты делаешь и не совершить то, что исправить уже нельзя будет.
— Почему мне кажется, что ты сейчас говоришь о себе? — вглядывается в мои глаза, выискивая там ответ.
— Потому что я говорю о себе тоже, — честно отвечаю и даю ему прочитать эмоции в моих глазах.
— И какую ошибку ты чуть не совершила?
— Чуть не уничтожила самое прекрасное на этом свете. И до боли любимое…
— И что это? — серьезно спрашивает меня.
— Не хочу об этом говорить, — говорю ему и касаюсь пальцами его щеки — Просто поцелуй меня, Кирилл Воронцов и заставь забыть обо всем…
И мою просьбу тут же выполняют и даже больше.
Разве могла я влюбиться в сына человека, что причастен к смерти моих родителей? Как так получилось? И когда?
И почему судьба связала нас именно этим?
Судьба извращенка! Она то и дело путает все. Выстраивает такие комбинации любви, что порой их просто не может существовать. Также, как и нас с Кириллом Воронцовым.
Этот день, что я дала себе обман! Иллюзия того, о чем я мечтаю… И того, чего никогда не будет, как бы сильно я этого не хотела.
Но какого будет, когда я уйду? Что будет со мной? Что будет с Кириллом? Что будет с нашими жизнями?
Вспомнит ли спустя годы Кирилл девушку, что могла забрать его жизнь?
Глава 27
— А мона мне с вами? — спрашивает Любаша и вставляет свою крохотную ручку мне в ладонь.
Опускаю на нее взгляд и вижу типичные глаза кота из шрека, только она их делает не специально, а в силу возраста.
Думаю, мы не сможем ее взять… Но как ей об этом сказать?
— Любаш, другие детки обидятся, — говорю Любаше и присаживаюсь на корточки. — Они тоже захотят, а машина не такая уж и большая.
— Пусть едет, — подойдя к нам говорит Кирилл — Так ведь, ребят?
— Да! Да! — соглашаются с ним дети.
— Федь, у меня в багажнике есть детское кресло Ксюшино. Достань, — командует Кирилл своим помощником и присев рядом со мной, берет в руку вторую ладошку Любаши — Ты часто бываешь в городе?
— Нет, мне нельзя, — печально отвечает девочка.
— В Москве будем гулять в парках. Около больницы есть огромный-огромный парк, — рассказывает девочке Кирилл, улыбаясь сам как ребёнок — А иногда будет сбегать из больницы, чтобы съесть самое вкусное на свете мороженое.
— А Ева с нами? — спрашивает его девочка в ответ.
— Конечно! — восклицает Воронцов — А кто будет отвлекать врачей, пока я тебя буду похищать из больницы?
Меня охватывает чувство вины. Ведь оно так не будет. Я уеду завтра и больше не вернусь.
— Ура! — кричит девочка и Кирилл подхватив ее на руки, сажает в кресло, что уже успел установить в машине Федя.
Примерно через пятнадцать минут, что мы ехали, я вдоволь наслушалась рассказов Любаши о том как ей живется в приюте и душераздирающую историю Феди о том, как Любаша появилась у них.
Оказывается, она жила с горе-родителями, пока Лена ее не купила у местных алкашей за ящик водки. Девочка была нелюдима по началу и шла только в Феде, потому что у того были конфеты, который он вначале тихо ей подкидывал, а потом начал давать из рук в руки.
Слушая о том, как первое время девочка боялась всех и не подпускала к себе никого, я ужаснулась. Что такого могли ей сделать, что она боялась людей? Благо, Федя, оказался смышленым и догадался действовать именно таким способом.
Около недели Любаша сидела под кроватью, питалась тем, что подкидывал ей Федя. Конфеты, булочки, фрукты и вода. Затем парень стал просить, чтобы она вылезла и поела, а затем могла залезть обратно. Понемногу, но приют сделал Любашу менее дикой.
— Сечас я не баюсь, — доверительно сказала мне девочка — Меня не абижают тут.
— Любаш, а ты скучаешь по маме с папой? — спросил ее Кирилл.
— Не зьнаю, — ответила девочка и пожала плечиками — А кто это?
Странный ответ. Ребенок с самого рождения знает, кто такая мама, а кто такой папа. Даже дети в детском доме знают, что это значит. Как может ребенок в три года не знать значение этого слова? Не знать по кому скучать…
— Мама — это человек который тебя любит, заботится, заплетает косички, — улыбаясь воспоминаниям говорю я — Папа это тот, кто в тайне о мамы будет кормить тебя шоколадом, играть в прятки, защищать, когда тебя обидят. Это люди, которых ты любишь, и они тебя любят.
— У миня нет мама и папа, — спокойно ответила Любаша и потянулась маленькой ладошкой, чтобы стереть слезы с моей щеки, которые незаметно началась из-за воспоминания — Не пачь.
— Хорошо, малыш, — говорю ей и улыбаюсь.
Некрасиво плакать, когда рядом ребенок, который вообще не знает, что такое родительская любовь. Мне должно быть стыдно.
— Так, у нас есть список, — начал Воронцов, когда мы вошли в торговый центр — Пойдемте, туда, — и указал рукой в сторону аптеки.
— Кирилл, — позвала я его, и он внимательно посмотрел на меня — А мы с Любашей можем пойти в другой магазин?
— Зачем? — нахмурившись спросил он.
— Любаше нужна курточка и новые ботиночки, — ответила ему — Эти на несколько размеров больше.
— Ах, да! — согласился Воронцов и открыв бумажник, достал карточку и протянул мне — И по мелочи ей купи всего: футболочки, платички, шортики… Не мне учить женщин скупать магазины.
— У меня есть деньги, — предусмотрительно говорю ему.
— Любаша моя подопечная и все расходы на ее содержание несу я, — отвечает он.
— Поход в магазин одежды моя инициатива. И платить мне! — возражаю ему.
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Да!
— Хорошо! — вдруг сдался он.
Это его «хорошо» выглядит слишком подозрительно.
Воронцов же с вызовом глядя на меня, достал телефон и что-то там понажимав, спрятал его обратно. Затем пискнул мой телефон, оповещая о смс.
Открыв уведомление, чувствуя подвох, подняла на Воронцова злые глаза.
— И что это значит?
— Премия, Мицкевич! За хорошо проделанную работу!
— Какую еще работу? — спросила его. А затем поняла и печально улыбнулась — Да, конечно! Спасибо!
Он заплатил мне за притворство. Я же притворялась его девушкой. У нас сделка…
