Я подавила улыбку, но согласилась с тем, кто дал ему это имя. Этому стройному армянину с грустными глазами оно невероятно подходило.
— Давайте, присядем, — указала кивком на беседку и представилась: — Ася.
Акцент у Гамлета едва заметный, а вот самоуверенность и нрав, как говорится, восточные. Не успели мы расположиться по разные стороны стола, он совершенно бесцеремонно заявил:
— Тебе без меня не справиться. Гостей встречать — Гамлет, в саду убрать — Гамлет, кран течет, опять Гамлет. Другой такой дурак на эти деньги не найдешь.
— А ты что же такой дурак тогда? — удивилась я.
— А мне жить негде. Фая комнату дала, а с мая по октябрь ещё и платила. Розалия велела освободить, ты… вы приехать должны.
— Где сейчас живешь?
— У друга ночевал, а у него семья, неудобно, лучше в машине буду.
— Какую комнату ты занимал, Гамлет?
— Самую маленькую, за прачечной.
Я кивнула, хорошо, мол и завела с ним разговор о деньгах. Уверена размер своей зарплаты у тетушки Гамлет слегка приукрасил, мы немного поторговались с ним, но в итоге сошлись, я пообещала премировать при условии хорошего сезона. Гамлет обрадовался и бросился в машину за вещами. Вернулся вскоре, с сумкой наперевес и, щёлкнув пальцами, заявил:
— Красавица, ты не пожалеешь, что взяла меня.
— Ну уж, нет, — отрезала я. — Никаких красавиц, милочек и дорогуш, а то я начну сожалеть прямо сейчас. Ася имя не сложное, постарайся запомнить с первого раза. Сегодня располагайся там, где жил, сейчас принесу ключи, а завтра сломаешь этот душ.
Я указала рукой на уличный душ и пошла за ключами.
— Э-э… Зачем сломаешь? Хороший ведь! — крикнул он мне вслед, отвечать я не стала. Это мои тараканы, ему о них знать ни к чему.
Душ он пытался отвоевать и на следующий день, но я оставалась непреклонна. Тогда он открутил все держатели, лейки и с воплем: «мама дорогая!» принялся ломать. Вечером мы провели ревизию номеров, я записала в блокнот, всё что необходимо поправить и заменить к сезону, список вышел удивительно коротким. Тогда я приписала обои для третьего номера — не помешает освежить. В строительный магазин мы запланировали ехать завтра.
Глава 4
Гордей
Саша повторялся. Сидел напротив и мямлил. Ни одного толкового ответа я не услышал, поэтому с нажимом повторил:
— Я хочу знать, что конкретно ты сделал, для того чтобы наше вино встало на эти полки?
Он повторил всё слово в слово. Я попробовал посчитать сколько раз за сегодня услышал от него «ценовая политика», сбился со счета и не выдержал:
— Иди, Саша, иди, но помни: я жду от тебя результатов. Положительных, отрицательных, но результатов.
Я откинулся в кресле и уставился за окно — пригревает. А не смотаться ли мне за лаком сейчас? И сразу отвести Василичу, пусть прямо завтра начинает, погода позволяет. Я покопался в сети, нужный корабельный лак в наличии только в одном магазине. Закинул в корзину — доставка завтра. Нет, однозначно самому нужно ехать.
Мать застала меня буквально на пороге. Я нырнул в шкаф, избавиться от галстука, в этот момент она и вошла.
— Сын, нам нужно поговорить.
Я подхватил её за плечи, чмокнул в щеку и проводил до своего кресла. Усадил, сам позади встал.
— Что за спешка, мам, разве мы дома не поговорим?
— Ты прекрасно знаешь, что нет. Приходишь который день поздно, уходишь рано, а у меня режим, — повернула она шею и подняла на меня глаза: — Иногда мне кажется, ты меня избегаешь.
— Не драматизируй, пожалуйста, — помассировал я ей плечи, притупляя бдительность. Хватка у мамы бульдожья. — У меня работа. И сейчас я должен бежать.
— Нет уж, ты присядь. Присядь, присядь, — выразительно постучала она ногтем по столешнице, указывая на кресло для посетителей. Я послушно сел и упер подбородок на руку — весь внимание. Мама скривилась: — Не паясничай. Милана вернулась?
— Это всё, о чем ты хотела поговорить?
— Нет не всё. Тебе двадцать семь, Гордей, ты семью заводить собираешься?
— Именно, мама, именно. Всего двадцать семь, — поднялся я. Никакой срочности у того разговора нет. Сейчас перейдет к внукам. Только когда она их нянчить собиралась, между танцами и французским? Безусловно, я рад, что она ищет себя после ухода отца, только на мне пусть не отыгрывается. Я выразительно глянул на часы и протянул: — О-о… Всё, мам, я опаздываю, меня люди ждут.
Мать враз скисла, я послал ей воздушный поцелуй и скрылся за дверью, пока она ещё что-нибудь не выдумала.
Банки были небольшого объема. Набрал Васильича, посоветоваться, тот не ответил. Наверняка носится по пристани, а из-за шума волн не слышит. Тогда я добавил ещё одну емкость и направился в сторону касс. Одно из колес на прихваченной тележке крутилось через раз, её постоянно заносило куда-то вправо, следовало ручную брать, пери теперь эту дуру. С трудом объехал горы ламината и свернул в главную аллею.
Я бы сто процентов преодолел эти несколько метров, оставшиеся до касс, и даже не обратил на них внимания, не зацепи я тот стенд с макулатурой. Два верхних журнала соскользнули на пол, я поднял их, вернул на законное место и увидел её. С противоположной стороны магазина она неторопливо шла навстречу. Я зажмурился и помотал головой абсолютно киношным жестом. Сто раз прокручивал нашу встречу, сто раз представлял где увижу её впервые, но не в строительном, черт, магазине, заскочив на минуту за лаком! Так буднично, что кажется — не правда. Быть не может.
В руках держит блокнот, перелистнула страницу, закрыла его и… подняла глаза. Увидела. Резко остановилась. Точно, блядь, она! И нас разделяет несчастных метров двадцать… Я смотрел не мигая, будто, если моргну она рассеется туманным облаком. Ася вспыхнула, покрываясь румянцем, отвела глаза. Суетливо осматривается вокруг, словно защиты ищет. От меня защищаться собралась? Вцепилась руками в тележку скучающего рядом мужика. Я поначалу не обратил на него внимания, а теперь дошло — они вместе. Ася — моя Ася! — и гребаный армянин выбирают себе обои! Долбануться можно. Нет, я ничего против армян не имею, но на этом месте любой мужик — гребаный мудак.
Этого ей показалось мало — недостаточно ещё меня добила — Ася подхватила его под руку и стала разворачиваться, пытаясь одновременно пихать его и тележку. Мужик не сразу сообразил, чего от него хотят и поначалу упирался, она что-то шептала ему, а мне хотелось орать на весь зал. Перекрикивать эту дебильную мелодию, льющуюся из динамиков. Они скрылись за ближайшими стеллажами, я подхватил банки с лаком в обе руки.
Не смог. Я так долго искал её и не смог подойти. А сейчас не могу уехать. Припарковал машину ближе к выходу и сижу, как долбанный Пинкертон, в машине. Жду. Не хочу ставить в неловкое положение.
