Новые волны национализации войск возникали и после установления советской власти. В декабре 1917 г. было объявлено о сформировании Азербайджанского армейского корпуса. Данное формирование уже нельзя было замаскировать никакими соображениями целесообразной перестройки армии: азербайджанцев (тюрок) в армии было немного: при царизме их не призывали. В войсках они составляли мизерную прослойку, если не считать Татарского конного полка Дикой дивизии, укомплектованного в свое время добровольцами-тюрками. Речь шла именно о вооружении азербайджанцев для участия в междоусобной войне. Азербайджанский корпус – продукт острой политической борьбы, которая в Закавказье всегда носит характер борьбы межнациональной. Впрочем, число желающих воевать было мизерным. Командир корпуса генерал А.А. Шихлинский вспоминал, как «молодые люди, приходившие для поступления в корпус, получив винтовку, патроны и постельные принадлежности, ночью, забрав все это имущество, уходили домой. И некому было поймать и возвратить их на место службы»
[325]. По его словам, дело формирования корпуса «было очень трудное, даже невозможное, так как в своем распоряжении мы не имели достаточного числа офицеров, говорящих на азербайджанском языке, а будущий контингент солдат совершенно не понимал русского языка. У нас не было ни одного унтер-офицера, ни одного солдата старой службы, с которого могли бы брать пример новые контингенты. Не было никаких призывных списков. Метрических свидетельств у азербайджанцев, проживающих в сельских местностях, большей частью не имелось»
[326]. В итоге вместо корпуса, по словам Шихлинского, «кое-как удалось сформировать лишь одну роту»
[327]. В отсутствие военных традиций и национального командного состава формирование корпуса ждал неминуемый крах, предотвратить который смогли лишь вторгшиеся вскоре в Закавказье турецкие войска, объявившие себя союзником Азербайджана.
Правда, немногим лучше было положение и в других национальных корпусах Кавказского фронта. В течение января 1918 г. необходимые распоряжения по поводу формирования всех частей Армянского корпуса были сделаны, однако реального воплощения многие из них в условиях кризиса управления и снабжения не получили
[328].
Таким образом, большевистскую революцию Русская армия встретила не только в состоянии организационного развала, но и разгула национализма, выражавшегося в «растаскивании» войск и отдельных военнослужащих по национальным «квартирам». Осколки совсем недавно еще единой армии интуитивно готовились к гражданской войне всех против всех.
Глава 4. Комплектование Красной армии представителями нерусских народов в годы Гражданской войны
Тема участия нерусских народов в вооруженной борьбе в период Гражданской войны в России – одна из сложных историографических проблем, изученная до сего дня лишь фрагментарно и довольно поверхностно. Безусловно, она заслуживает большого, строго документального исследования. Задачу данной главы мы видим в очерке основных тенденций использования нерусских народов в комплектовании и организации РККА.
Разгоревшееся в 1918 г. на просторах бывшей Российской империи гражданское противостояние вовлекло в свою орбиту, пожалуй, все населявшие ее этносы. Будучи так или иначе притесняемы самодержавием в прошлом, многие из них взялись за оружие, чтобы отстаивать советскую власть. Для советского (как и любого другого) военного ведомства наиболее удобный и простой способ комплектования воинских частей основывался на обязательной воинской повинности, единой для всех населявших страну народов. Высшие органы военного управления многократно подчеркивали в своих разъяснениях нижестоящим инстанциям, что все народы, принявшие советскую платформу, находились по отношению к обязательной военной службе в одинаковом правовом положении. Однако на деле возможность организовать призыв в национальных регионах предоставлялась редко. Чаще всего нерусские народы становились на защиту советской власти в составе разного рода добровольческих или полудобровольческих национальных формирований, имевших различную структуру, по-разному организованных и интегрированных в вооруженные силы Советской России.
В данном разделе будут рассмотрены оба этих подхода. Первый из них можно назвать «прагматическим»: он учитывал прежде всего интересы советского военного ведомства и был направлен на решение задачи ритмичного, почти механического пополнения «людским материалом» действующей армии. Второй подход можно назвать «политическим», поскольку формирование и боевое применение любой национальной части было всегда сопряжено с согласованием интересов различных политических акторов. Национальные части не только являлись боевыми единицами РККА, но и несли определенное политическое высказывание.
Сразу отметим, что в случае с национальными воинскими формированиями разбираться в истории каждого из них едва ли имеет смысл
[329]. Их количество исчисляется многими десятками и даже сотнями
[330], а исторический путь – зачастую лишь месяцами и неделями
[331]. В конце данной главы в табличную форму сведены те из них, которые проходили по учету центральных органов военного управления, состояли на всех формах довольствия и включались в боевые расписания Красной армии. Такие критерии исторической легитимации национальных формирований представляются нам наиболее приемлемыми, поскольку именно здесь проходила граница со всевозможными партизанскими формированиями, не входившими в штат РККА.
4.1. Национальные формирования на большевистской службе
Осенью 1917 г. Русская армия находилась в состоянии распада. Декрет о мире 26 октября (8 ноября) 1917 г. и особенно Декрет о сокращении численности армии от 10 (23) ноября 1917 г. сыграли в ее судьбе фатальную роль, сделав этот процесс уже необратимым. Новому советскому правительству пришлось приспосабливаться к обстоятельствам. В первые месяцы, примерно до конца 1917 г. большевики пытались сохранить старую армию, переформатировав ее под свои нужды. При этом весьма многочисленные национализированные воинские части стали для них отдельной проблемой.
