С учетом изменений к 1926 г. общая штатная численность 15 национальных дивизий (кадровых и территориальных) по пятилетней программе (без учета национальных военно-учебных заведений) должна была составить 56 971 человек (без украинских и белорусских частей – 43 338 человек)
[569]. Это составило бы около 10 % от предельной численности всей Красной армии. Штатной нормы к исходу второго года реализации пятилетней программы нацформирований (к 1 октября 1926 г.) достигли четыре территориальные украинские стрелковые дивизии и одна территориальная белорусская, а также азербайджанская территориальная стрелковая дивизия. Близки к штатной норме были и другие закавказские соединения. Списочная численность национальных частей на этот момент составляла 31 945 человек, а без украинских и белорусских частей – 18 912 человек
[570].
В дополнение к плановым национальным формированиям по пятилетней программе уже в 1924 г. появилась и получила быстрое распространение особая форма внеплановой организации национальных контингентов – так называемые концентрации. Они состояли в сведении представителей одного этноса (тех народов, для которых не предусматривалось создания отдельных нацформирований или штатная емкость которых была недостаточной) в мелких национальных подразделениях (взвод, рота, эскадрон, реже – батальон) в составе номерных частей. Это происходило вследствие того, что если молодое пополнение из числа националов распределялось не в национальную воинскую часть, а номерную, то есть в преимущественно славянскую по составу, то командиры, не располагая возможностями организовать их обучение русскому языку, определяли таких военнослужащих на хозяйственные работы. Парадокс заключался в том, что в таком дискриминированном положении чаще всего оказывались представители тех народов, которые имели богатую историческую традицию военной службы еще в Русской императорской армии: прежде всего народы Поволжья (мордвины, марийцы, удмурты, чуваши, поволжские татары) и башкиры. В первой половине 1920-х гг. они призывались в Красную армию в значительных количествах и на общих основаниях
[571] и часто направлялись для прохождения службы в номерные части, где оказывались в числе отстающих из-за недостаточного знания русского языка и трудностей адаптации в инокультурной среде. В связи с этим они «назначаются в частях в большинстве случаев в хозяйственные команды, в ездовые, конюхи, вестовые»
[572]. На одном из совещаний заместитель начальника ПУ РККА И.Е. Славин отмечал, что желательно не использовать националов («всех их») (здесь и далее курсив мой. – Авт.) на хозработах, «как это обычно водится»
[573]. Эта же мысль прозвучала в августе 1924 г. на совещании начальников агитпропотделов политуправлений военных округов в ПУ РККА: «Как общее явление наблюдается, что красноармейцы из нацмен в частях со смешанным национальным составом почти не подвергаются политобработке, и замечена тенденция использовать под различными предлогами некоторые группы красноармейцев из нацмен (татары, мордва, черемисы и др.) в хозкомандах»
[574]. Очевидно, что такой способ использования национальных контингентов не нес пользы ни армии, ни бойцу-националу. И главное, он в корне противоречил политическому курсу на выравнивание формально-правового и реального положения всех национальностей в Красной армии.
В этом видится одна из главных причин идеи сведения такого рода контингентов в рамках одного подразделения. Очевидно, что самой заинтересованной стороной здесь были политорганы. Впервые призыв к сосредоточению националов в рамках отдельных подразделений прозвучал в циркуляре Политуправления РККА от 10 мая 1924 г. № 62, где рекомендовалось «концентрировать новобранцев» по 30–50 человек в одной роте или батальоне, поскольку только таким образом, по мнению подписавшего циркуляр заместителя начальника ПУ РККА М.М. Ланды, можно было добиться постановки эффективной политпросветительской работы и одновременно решить проблему дефицита соответствующих кадров командиров и политработников, знающих язык красноармейцев, а также литературы и пособий на местных языках
[575].
25 июня 1924 г. приказом РВС СССР № 843 комсоставу было предписано сводить новобранцев из национальных республик в отделения, взводы и т. д. (в зависимости от их численности) для прохождения строевой и политической подготовки
[576]. После этого тема концентраций несколько раз подробно обсуждалась на всесоюзных совещаниях политработников в августе и ноябре 1924 г.
[577] При определении необходимости концентраций во главу угла ставились владение той или иной группой военнослужащих русским языком и близость к русской культурной среде. Чем менее выраженными были эти показатели, тем очевиднее считалась нужда в концентрации представителей этнических меньшинств в рамках отдельных подразделений.
В 1924 г., с прибытием пополнения первого после окончания Гражданской войны общесоюзного призыва молодежи 1902 г. рождения, во всех округах татары, немцы, чуваши стали сводиться (концентрироваться) во взводы и роты в составе номерных частей
[578]. Уже в этом году концентрации достигли значительных масштабов: прибывшие в войска татары (в том числе крымские), немцы, чуваши и молдаване были объединены в 35 рот и 26 взводов
[579]. Все перечисленные народы призывались в Красную армию обычным порядком и имели дореволюционную традицию военной службы, однако не были обеспечены необходимым числом командного состава (за исключением немцев и чувашей
[580]).
В дальнейшем практика концентраций расширялась, причем чаще всего стихийно, явочным порядком. Такая форма «сведения нацмен в подразделениях в номерных частях»
[581] получила распространение во всех военных округах. Так, в Западном военном округе поляки сосредоточивались в 3-й стрелковой дивизии, татары – в 3, 15 и 24-й, немцы – в 45-й, молдаване – в 51-й и т. д.
[582] В СКВО с молодым пополнением в 1925 г. татар прибыло так много, что в 28-й Горской стрелковой дивизии они были сведены сразу в девять национальных рот
[583].
