Уже 3 августа 1941 г. по предложению ЦК КП(б) Латвии Государственный Комитет Обороны постановлением № 383сс разрешил сформировать латышскую стрелковую дивизию (впоследствии получившую номер 201), на укомплектование которой следовало обратить «социально близкий» советскому строю контингент: «бойцов бывшей рабочей гвардии, милиции, партийно-советских работников и других граждан Латвийской ССР, эвакуированных на территории РСФСР»
[739]. Формирование дивизии было поручено ЦК КП(б) Латвии и СНК Латвийской ССР совместно со штабом Северо-Западного фронта. Фактически на формирование латышской дивизии были обращены остатки 24-го стрелкового корпуса, контингенты военнообязанных, выведенных из республики, а также выпуск Рижского пехотного училища, эвакуированного в город Стерлитамак.
Поскольку в оригинале постановления ГКО не раскрывались мотивы руководства страны, решившего сформировать первой именно латышскую дивизию, исходя из совокупности фактов можно предположить, что оно принималось ситуативно, под влиянием ряда частных событий и субъективных суждений, например: под впечатлением относительно активного (на фоне других населяющих Прибалтийский регион народов) участия латышей в первых боях против немецко-фашистских войск
[740]; наличия готового кадра комсостава и обученного рядового состава; инициативности и высоких организаторских способностей местных органов власти; исторического опыта латышских частей, первыми оказавших действенную вооруженную поддержку советской власти в период ее становления в начале 1918 г.
[741] Возможно, принимался во внимание достаточно успешный исторический опыт службы латышей в Русской императорской армии и самый низкий среди христианских народов империи удельный вес уклонений от призыва
[742].
Особенностью 201-й латышской дивизии была низкая гомогенность национального состава (только 51 % военнослужащих являлись этническими латышами), поскольку при ее комплектовании учитывалась прежде всего гражданская, а не национальная принадлежность. Значительную массу личного состава представляли русские, евреи, украинцы из числа уроженцев Латвии
[743]. Уже в декабре 1941 г. 201-я латышская дивизия первой из национальных формирований Красной армии была введена в бой. В составе 33-й армии она участвовала в контрнаступлении советских войск на Клинском направлении под Москвой. В тяжелых боях у села Елагино и разъезда 75-й километр части дивизии потеряли до 55 % личного состава, и уже в январе 1942 г. соединение было выведено на доукомплектование.
Вслед за латвийскими властями уже 28 августа 1941 г. в Государственный Комитет Обороны обратились секретарь ЦК КП(б) Литовской ССР А. Снечкус и Уполномоченный ЦК ВКП(б) и СНК СССР по Литовской ССР Н.Г. Поздняков, предложив сформировать добровольческую стрелковую дивизию из коммунистов, сотрудников НКВД, остатков частей 29-го литовского стрелкового корпуса. Важно подчеркнуть, что основной мотив, выдвинутый Снечкусом и Поздняковым, заключался в возможности использовать дивизию «в основном для действий на подступах к Литве и на территории Литвы». Очевидно, имелись в виду казавшиеся еще возможными в эти дни контрнаступление Красной армии и разгром агрессора. Впрочем, допускалось, что «если военная обстановка сложится иначе, то дивизию можно использовать на любом участке фронта»
[744]. На бланке письма литовских руководителей И.В. Сталин оставил визу: «Т[оварищ] Берия, погов[орите] с т[оварищем] Щаденко»
[745]. Нельзя исключать, что этот же мотив – возможность перехода в контрнаступление и возвращения на территорию Латвии – сыграл свою роль в срочном сформировании 201-й латвийской дивизии.
Наконец, 24 октября 1941 г. к Сталину обратилось руководство Эстонии (секретарь ЦК КП(б) Н.Г. Каротамм и заместитель председателя СНК О. Сепре). Эстонские лидеры сообщали о значительном мобилизационном ресурсе, выведенном из республики (35-40 тыс. человек), которые не принимались в армию, и при этом «подавляющее большинство» не владело русским языком. Также они напоминали о богатой традиции участия эстонцев в боях с немецкими захватчиками, положительной роли эстонских частей в Гражданской войне
[746].
По мере ухудшения обстановки на фронте надежды на скорое контрнаступление и использование уроженцев Прибалтики для освобождения своей родины быстро таяли. Поэтому, в отличие от латвийской дивизии, решение о формировании литовского и эстонского соединений затянулось. В начале октября заместителем наркома обороны и начальником Главупраформа КА Е.А. Щаденко на имя члена ГКО Г.М. Маленкова был направлен проект постановления Государственного Комитета Обороны о сформировании Литовской стрелковой дивизии из числа эвакуированных из Литовской ССР партийных, советских, комсомольских, профсоюзных работников (добровольцев), курсантов-литовцев школы НКВД и Вильнюсской школы политруков, а также командиров, политработников и красноармейцев 29-го стрелкового корпуса, владевших литовским языком
[747]. Однако соответствующее постановление ГКО было издано только 18 декабря 1941 г.: в этот день решения о создании национальных дивизий были приняты по ходатайствам ЦК компартий не только Литвы, но и Эстонии (постановления ГКО № 1041сс и 1042сс соответственно)
[748]. В первом случае формирование было поручено штабу Московского военного округа (16-я литовская стрелковая дивизия), во втором – Уральского военного округа (7-я эстонская стрелковая дивизия). Каждой дивизии был определен штат в 10 647 человек. Декабрьские решения во многом повторяли текст постановления ГКО от 3 августа 1941 г. о сформировании 201-й латышской дивизии, но в отношении 7-й эстонской дивизии он был дополнен существенным положением о том, что при подборе личного состава, особенно командно-начальствующего, надлежало не допустить «просачивания политически неустойчивых, классово чуждых и морально разложившихся элементов»
[749].
