Чтобы пресечь возникшую путаницу, в апреле 1926 г. на рассмотрение РВС СССР вновь был внесен отложенный ранее законопроект 1925 г. об освобождении от службы нескольких десятков народов. Однако ввиду явного его противоречия духу и букве нового призывного закона он был снят с обсуждения
[899]. Вместо него получило развитие понятие особого порядка прохождения службы, прописанного в ст. 16 закона «Об обязательной военной службе»
[900].
В целом в первые годы после принятия призывного закона для большинства нерусских национальностей призыв фактически так и не начался. В преддверии призыва 1926 г. с ходатайствами о начале призыва выступили ЦИК Калмыцкой АО, Казакской (Казахской) и Якутской АССР
[901]. Однако всем перечисленным регионам было отказано в призыве под предлогом их большой территории, слабой транспортной сети, невозможности провести допризывную подготовку молодежи, ее учет и приписку к призывным участкам. Лишь Калмыцкой АО было разрешено навербовать в добровольном порядке 100 человек
[902].
Как и прежде, в отдельных случаях республиканские элиты брали на себя инициативу решения о начале призыва. Например, «в Туркестане с призывом сложилось довольно-таки нелепо: туркестанские власти объявили призыв на основании [закона о все]общей воинской повинности. Они там по этому поводу проделали кампанию, после чего, разумеется, призыв продолжает производиться». После замечания из Москвы призыв был отменен «и кажется теперь незаконным»
[903].
15 июля 1927 г. потребовались специальные разъяснения порядка правоприменения ст. 16 призывного закона. В военные округа было разослано циркулярное письмо народного комиссара по военным и морским делам К.Е. Ворошилова, в котором подчеркивалось, что «ряд военных округов до настоящего времени входят с представлениями как в Реввоенсовет ССР, так и в ЦИК республик о распространении Закона об обязательной военной службе на ту или иную национальность, что является совершенно неправильным»
[904]. В циркуляре предлагалось: во-первых, издать и широко распространить закон среди трудящихся на языках народов СССР; во-вторых, оповестить ранее не призывавшихся в соответствии с утвержденным Наркомвоенмором планом призыва о предстоящем призыве и порядке привлечения их к обязательной военной службе
[905].
Для того чтобы разрешить коллизии, возникшие в ходе практической реализации закона «Об обязательной военной службе», в 1927 г. была создана комиссия Главного управления РККА под руководством начальника управления Н.Н. Петина
[906]. После длительных дискуссий статья об особом порядке прохождения службы для представителей нерусских народов с двумя существенными изменениями по сравнению с законом 1925 г. вошла в новую редакцию закона «Об обязательной военной службе» от 1 августа 1928 г. (в статье под номером 17). Во-первых, согласовывать возможность призыва в той или иной республике военному ведомству теперь предстояло не с ЦИКами этих республик, а с СНК. Таким образом, это право передавалось от представительных органов власти к исполнительным. Кроме того, «в качестве временной меры» допускалось «вовсе не привлекать этих граждан (имелись в виду отдельные народы и социальные группы граждан. – Авт.) к отбыванию обязательной военной службы в силу бытовых или местных условий»
[907]. Этим из закона исключалась норма, допускавшая многозначные толкования понятия военной службы. С некоторыми стилистическими отличиями эта норма была повторена и в следующей редакции закона «Об обязательной военной службе», утвержденной ЦИК Союза ССР и СНК Союза ССР 13 августа 1930 г. (ст. 24).
К такому же выводу приводит и изучение материалов переписи РККА, состоявшейся в самом конце 1926 г. – 17 декабря (таблица 16). В аналитическом отчете, сопровождавшем секретную публикацию переписи, подчеркивался «значительный рост удельного веса… грузин, армян, тюрок», а также народов, названных «более малочисленными», – коми-зырян, карелов, туркмен, узбеков
[908]. Однако при ближайшем рассмотрении восточные славяне продолжали занимать в армии господствующее положение.
Таблица 16. Итоги переписи РККА 17 декабря 1926 г., чел.
Источник: РГВА. Ф. 40442. Оп. 3а. Д. 4. Л. 31–32.
Согласно данным переписи, удельный вес восточных славян в рядах Красной армии составил 86,6 % (русские – 64,5 %, украинцы – 18,0 %, белорусы – 4,1 %)
[909], что было значительно выше аналогичного дореволюционного показателя (72–75 %). При этом по итогам переписи гражданского населения, состоявшейся в этот же день, 17 декабря 1926 г., удельный вес трех славянских народов среди населения Советского Союза составлял лишь 77,3 % (русские – 52,9 %, украинцы – 21,2 %, белорусы – 3,2 %)
[910]. Напомним, что в дореволюционный период этот же показатель составлял 66,1 %.
По сравнению с периодом Гражданской войны удельный вес славян среди личного состава Красной армии незначительно сократился (на 1 %, с 87,7 %). Но в самой группе славянских этносов произошло важное перераспределение: заметно сократилось число русских, хотя оно по-прежнему значительно превышало удельный вес русского мужского населения по Всесоюзной переписи 1926 г. Одновременно увеличилось представительство украинцев и белорусов. Так, удельный вес украинцев в войсках с августа 1920 г. с 5,8 % вырос более чем троекратно – до 18,9 % к началу 1925 г. и держался в диапазоне 18–20 % вплоть до начала Великой Отечественной войны. Удельный вес белорусов в 1920-х гг. держался в диапазоне 4–5 %. Таким образом, мобилизационная нагрузка в группе восточнославянских народов в значительной мере выровнялась; удельный вес украинцев и белорусов стал соответствовать их представительству среди населения. Но русские продолжали нести дополнительную нагрузку за все остальные неславянские этносы, чье представительство в Красной армии продолжало оставаться значительно ниже их представительства среди населения (13,4 % и 22,7 % соответственно).
