— Что не так, Вик? — Недовольно спрашиваю ее.
— Кристин, квартира хоть и большая, но, я боюсь, мы с Мишей и Людмилой Николаевной будем тебя стеснять. Все-таки у тебя личная жизнь...
— У меня нет личной жизни, Вик. Ты же знаешь.
Несколько ночей подряд мы с Викой провели за душевными разговорами обо всем на свете. Как раньше. Я рассказала ей все про свою жизнь в Америке и про Максима. Она рассказала мне про себя. Мишиного отца она не знает. Это был случайный парень на одной из тусовок.
— Ну а вдруг появится!
— И что?
Она немного помялась и тихо спросила:
— А можем мы с Людмилой Николаевной и Мишей жить в вашей старой квартире? Вы же ее не продали?
Я напряглась... То была мамина квартира.
— Вик, там много всего от мамы осталось...
— Я с Мишей могла бы спать в твоей детской комнате, а Людмила Николаевна в гостиной. А комнату твоей мамы и твоего отца мы закроем.
Я тяжело сглотнула.
— Я не уверена, что пребывание в той квартире не скажется на твоем состоянии.
Степанова засмеялась.
— Все в порядке, Кристин. У меня больше не было приступов после того в 11 классе. Даже когда я сильно переживала из-за твоего отъезда. И я, кстати, ездила на могилу к твоей маме несколько раз. Все было хорошо. Один раз я даже с Кузнецовым там встретилась.
Я искренне удивилась.
— С Егором???
— Да.
— Что он там делал??
— Принес букет белых роз. Которые твоя мама очень любила.
Я, кажется, до сих пор в шоке.
— Когда это было?
Вика задумалась.
— Года четыре назад, наверное. Миши еще не было у меня. Это была очередная годовщина смерти. Я прихожу на кладбище, а там он у могилы сидит.
— Но, когда я с ним виделась на предсвадебной вечеринке Максима, я спрашивала у него про тебя. Он сказал, что не видел тебя после школы.
Степанова пожала плечами.
— Наврал. Видимо, не хотел тебе признаваться, где и при каких обстоятельствах он со мной встречался. Егор тогда спросил у меня про тебя, я сказала, что ты не звонишь и не пишешь. Он ответил, что ему тоже, и ушел.
Я по-прежнему стою в изумлении. Зачем ему это было нужно?
— Ну так что, Кристин? — Вика вырвала меня из размышлений. — Давай мы с Мишей и Людмилой Николаевной переедем в ту квартиру?
Я обреченно опустила руки.
— Ладно.
— И еще, — аккуратно начала подруга. — Очень неудобно сидеть на твоей шее. В «Капитал-Строе» не найдется для меня работы? Секретарем, помощником или еще кем-нибудь? Я восстановлюсь в институт на заочное, но пока не хотелось бы сидеть дома в четырех стенах и проедать твои деньги.
Я засмеялась.
— Вик, ну ты так говоришь «проедать», как будто я на вас миллионы трачу.
— Как бы то ни было. У меня есть голова, руки и ноги. Я могу работать.
— Хорошо. Я придумаю что-нибудь.
Вика с ребенком и няней все-таки уехали в нашу старую квартиру. Я наказала Людмиле Николаевне каждый день сообщать мне о состоянии Степановой. И на всякий случай снова купила то рецептурное успокоительное. Но, по заверениям няни, с Викой все в порядке. Она вышла к нам на работу секретарем на ресепшен и вполне справляется. На свою зарплату она содержит себя и Мишу, а я лишь продолжаю оплачивать услуги Людмилы Николаевны.
Французы должны к нам приехать расширенной делегацией. Помимо уже знакомого мне Жана Руссо мы ждем президента холдинга месье Арно, и двух его помощников. Мы сидим в папином кабинете в нетерпении. Минут через 10 они приедут. Также к нам должна присоединиться Елена.
Папа звонит своей жене, но ее телефон занят.
— Хм, странно, с кем Лена так долго разговаривает? Скоро уже французы явятся, а ее все нет.
Она влетает к нам со счастливой улыбкой, когда охранники с первого этажа сообщают, что гости зашли в здание и поднимаются на лифте.
— Лена! До тебя не дозвониться! — Наехал на нее папа.
— Игорь! Кристиночка! У меня такие новости! Такие новости!
— Какие? Что случилось?
Она садится за стол прямо напротив меня, не переставая светиться счастьем.
— Я сейчас разговаривала с Максимом. Оля беременна!!! Уже больше двух месяцев. Они сначала не хотели говорить, переживали...
Дальше я ее не слышу. Смотрю на счастливую мачеху стеклянными глазами и чувствую, как медленно умираю. Ощущение, будто из груди с мясом вырвали сердце, а потом растоптали на моих глазах. Максим вырвал. И Максим растоптал.
— Игорь Петрович, гости ждут в приемной, — донесся до меня голос папиной секретарши.
— Пусть заходят.
Я продолжаю смотреть немигающим взглядом на Елену и чувствую, как под столом папа крепко сжимает мою ладонь. Поворачиваю к нему голову и читаю на его лице сожаление.
— Не надо меня жалеть, — шепетом цежу ему и вырываю руку.
В этот момент заходят французы. Я встаю им навстречу. Жан с широкой улыбкой целует мне руку. Остальные просто жмут. Не знаю, каким таким невероятным усилием воли мне все-таки удается восстановить самоконтроль, но на переговорах я держусь очень уверенно и невозмутимо. Максим задвинут на задворки сознания, и я могу полностью сконцентрироваться на обсуждении возможной сделки. Но то и дело он вырывается с переферии моих мыслей в самый центр и в горле начинает образовываться ком.
Нельзя. Не сейчас.
Снова и снова я собираю себя по кусочкам и полностью концентрируюсь на французах. Елена и папа не так хорошо знают английский, как я, поэтому я занимаю в разговоре ведущую роль. Через три часа жарких споров мы жмем друг другу руки. Мы покупаем их с дисконтом в 35% и делим налоги за этот год пополам. Они подписывают отдельную бумагу, по которой юридически обязаны соблюсти это условие. Иначе они должны будут выплатить нам неустойку в двукратном размере от налоговой задолженности.
Мы договариваемся начать подготовку сделки сразу же и встретиться снова для обсуждения юридических деталей через месяц или полтора. Когда они уходят, я спешу тоже удалиться из папиного кабинета. У меня нет больше сил удерживать на себе маску.
— Кристин, подожди, — останавливает меня отец.
— Ну что еще, пап? — Оборачиваюсь к нему в нетерпении.
— Сядь, — указывает глазами на мой стул.
Я возвращаюсь на свое место и чувствую, как руки уже начинают дрожать...
— Я не очень им доверяю, — начинает отец, — нам нужно хорошее юридическое сопровождение. Чтобы они не подложили нам свинью в финале.
