Младший брат царя, Михаил Александрович, остался во Владивостоке. Балк не взял его с собой в рейд, ссылаясь на то, что кто-то должен присматривать за ходом работ по установке орудий и пулеметов на «Муромце». Но лихой кирасир и наследник престола не протестовал: окунувшись в новое для него, интересное дело и оказавшись в совершенно ином кругу живого общения, увлекающийся по жизни новациями, неожиданно для Руднева он пришел в полный восторг от «бронезатеи». И теперь его было просто не вытащить из балковского пакгауза…
За бортом подштармливало. Барометр медленно падал. Но не отметить итог операции и утопление японца было не комильфо. В кают-компании по традиции сначала спели «Варяга», причем канонический текст был опять несколько подправлен. Потом общество практически насильно всучило гитару Балку и затаилось в ожидании чего-нибудь новенького.
– Ну, как мне тут давеча, после купания, поведал товарищ поручик Ржевский, нас окружают замечательные люди, – издалека с цыганским заходом начал Балк, – я его, правда, заверил, что без боя мы все равно им не сдадимся, даже будучи окруженными.
Выдержав необходимую для усвоения материала паузу и переждав смешки офицеров, он подмигнул набычившемуся было Ржевскому. И тот быстро «оттаял», вспомнив, кто именно первым сунулся за ним в ледяную воду. Поручик наконец-то выбрал единственно верную реакцию на все анекдоты о нем, регулярно «придумываемые» Балком, – он начал тому подыгрывать и рассказывать их самостоятельно, от первого лица.
Василий, перебрав пальцами струны, задумчиво продолжил:
– Ну-с, раз общество настаивает, придется спеть. Но, товарищи, песня в этот раз будет не о море. Я, как вы знаете, временно списан нашим адмиралом на берег. Наверно, за слишком большую инициативность, – вздохнул Балк, подкручивая гитарные колки. – И, построив там бронепоезд, по примеру Всеволода Федоровича решил сочинить сему сухопутному крейсеру боевой гимн. Так что не обессудьте, сегодня не о море. Ну, по крайней мере, для начала:
По рельсам скаты грохота-али,
Бронь-поезд шел в последний бой.
А ма-ла-до-о-ва машиниста
Несли с пробитой головой.
Руднев, услышав знакомую с детства мелодию, под которую и сам не раз слегка и не совсем слегка пьяным распевал «нас извлекут из-под обломков», подавился шампанским. Откашлявшись и промокнув бороду салфеткой, он мрачно уставился на автора-исполнителя, бормоча под нос проклятья по поводу «очередных Васиных выкрутасов».
В броню ударила шимо-оза,
Погиб машинный экипаж,
И трупы в ру-убке па-ра-во-оза
Дополнят утренний пейзаж.
Вагоны пламенем объяты
И башню лижут языки…
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.
Так и не услышав упоминаний про танки, танкистов, болванки, «братишку КВ» и прочие анахронизмы из будущего, Руднев позволил себе расслабиться и теперь с интересом ожидал, как же дальше его неугомонный соратник изнасилует старую добрую песню.
Нас извлекут из-под обло-омков,
Положат рядом на балласт,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
И полетят тут телегра-аммы
Родных и близких известить,
Что сын их бо-ольше не вернё-отся
И не приедет погостить.
Слушатели, к удивлению Руднева, внимали певцу с неослабевающим вниманием. И без всякого намека на улыбки.
В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец,
И молода-ая не узна-ает,
Каков у парня был конец…
А он на карточке смеё-отся,
На полке, в рамке, возле книг,
В во-ен-ной фо-орме, при пого-онах
Но ей он больше не жених.
Как будто дождавшись окончания последнего куплета, прервав на полуслове вопрос кого-то из офицеров насчет башенных орудий, истошно зазвенели колокола громкого боя. Собравшиеся нестройной гурьбой понеслись из кают-компании по местам, создав короткую, но весьма плотную пробку в дверях.
Столкнувшись с Балком, Руднев – они оба уже не имели постоянных боевых постов по новому штатному расписанию крейсера и благоразумно пропустили вперед остальных офицеров корабля – «нечаянно» всадил ему в бок локоть и прошипел на ухо: «…предупреждать надо, ведь говорил же»…
С верхней палубы доносились частые выстрелы 75-миллиметрового орудия…
На мостике «Варяга» великий князь Кирилл погорячился, отдав вполне правильный по содержанию, но идиотский по форме приказ. Когда из темноты в семи кабельтовых от крейсера выступил еще более черный силуэт крупного судна, он решил для начала осветить неизвестного и приказал навести на него прожектора и противоминные орудия. Когда в луче света обнаружился здоровенный британский пароход, крадущийся в ночи без огней, Кирилл облегченно и разочарованно выдохнул и прокричал: «Огонь не открывать!» Увы, одно из 75-миллиметровых орудий правого борта было укомплектовано исключительно новобранцами, поскольку всех понюхавших пороху перевели на орудия калибром посолиднее, как более надежных.
Услышав «Огонь…», наводчик выпалил, не дожидаясь продолжения фразы. Его примеру последовали еще несколько канониров. Теперь неизвестный пароход парил, получив с пяти кабельтовых десяток мелких бронебойных снарядиков. С его мостика истошно щелкали что-то морзянкой, а кто-то в панике спускал с кормы шлюпку, пытаясь по талям в нее спуститься.
– Твою ж маму… Угораздило! Британец… – Петрович в сердцах схватился за голову.
На обследование несчастного нейтрала отправилась досмотровая партия под командой Балка со строгим приказом Руднева: «Найди контрабанду во что бы то ни стало! Если ее там нет – захвати остатки своей взрывчатки, или хоть пушку с „Варяга” свинти и оттарань к ним, но обеспечь мне легитимный повод для открытия огня!»
На беглое ознакомление с содержимым трюмов парохода у русских моряков ушло примерно полчаса, по прошествии которых сгрызший на мостике «Варяга» ногти по локоть Руднев понял, что все в порядке. Это было ясно и без доклада, по одной довольной улыбке сидящего на носу возвращающегося катера Балка, освещающей море по курсу катера лучше любого фонаря и, мягко говоря, резко контрастировавшей с мрачной миной на физиономии сидевшего рядом с ним капитана английского трампа.
– Ну? Подбросил динамит? – прошипел Руднев, утащив Василия в штурманскую рубку.
