В моем мире, как я вам уже докладывал, они подписали в апреле три меморандума по разделу сфер влияния в Африке. Но при этом был еще секретный протокол по Марокко, четко фиксирующий Германию как общего врага «Номер раз», а нас – как пушечное мясо против него, посредством русско-французского союзного договора. Сейчас, ввиду нашей активности, как на море, так и в вопросе сближения с Германией, могли ведь и дальше пойти. Тем более что в апреле пока ни о чем таком не объявляли. Значит, или их дебаты затянулись, или соглашение достигнуто, но пока решено его засекретить. Сдается, что второй вариант более вероятен.
Как вы считаете, есть смысл проинформировать обо всех этих шашнях вашего кузена Вильгельма? Может, постараться разгрести это безобразие чужими руками?..
На следующий день, во время его очередного доклада, министр иностранных дел граф Ламсдорф получил весьма секретное и безотлагательное предписание императора. Россия сделала ответный ход, ответив на британскую ноту встречной.
В документе указывалось, что почти 80 процентов поставок в Японию оружия и боеприпасов идёт через Суэцкий канал. Российское правительство разделяет британскую озабоченность нарушением нейтралитета некоторыми странами и торговцами. В связи с этим, а также в связи с неспособностью таможенных властей Суэца выявлять и задерживать контрабанду, Россия планирует привлечь к таможенной службе в Средиземном море пять броненосцев и семь крейсеров…
Биржи всего мира шатнулись – это был не иначе как прямой вызов Лондона на войну. Причем недвусмысленно поддержанный Германией, в газетах которой всплыли некоторые пикантные подробности англо-французского «сердечного согласия»!
Париж пребывал в нокдауне: затрещала по швам вся выстраиваемая им два с лишним десятилетия конструкция противостояния с Германией, опирающаяся на русские штыки. Жажда мщения за Эльзас и Лотарингию начала сменяться памятью ужаса Седана.
Газетная версия русского заявления недвусмысленно сопровождалась фотографиями «пойманных» на подходе к Йокогаме британских орудий и снарядов. Все, кто не перевёл загодя активы в золото, теряли ежедневно на спекулятивных продажах русских, французских и британских бумаг.
Но маленькая победа Вадика-спекулянта померкла на фоне триумфа Вадика-дипломата. Поставленная лишь перед тенью возможности создания большой континентальной франко-германо-российской коалиции, Британия сделала вид, что смягчилась, подписав Которский меморандум. В итоге правило 24 часов стало жёстко исполняться только к востоку от Сингапура, в который немедленно направились пять новых броненосцев типа «Дункан». «Смотреть» за строгостью соблюдения правил, не более того.
* * *
Послеобеденная прогулка удалась. Необычайно раннюю для окрестностей российской столицы майскую жару скрадывала благостная прохлада густой тени раскидистых крон царскосельских лип и кленов, в изумрудной вышине которых на все голоса звенели птицы, обустраивая семейные дела. Благодаря этой живительной, умиротворяющей тени и легкому ветерку с залива, солнечный зной не угнетал, а лишь слегка расслаблял гулявших, придавая их шагам и разговору спокойное, неспешное течение.
После обсуждения последних европейских новостей и запущенных кем-то слухов о скором приобретении Виккерсом крупного пакета акций в североамериканской «Электрик Боутс» хозяин земли русской неожиданно переменил тему.
– Василий Васильевич, – Николай, хитровато прищурившись, искоса взглянул на гостя, – а вы не подумывали обзавестись приличным особняком у нас, в Петербурге? Как-никак, а детство-то и юность вы в России провели.
Бывший от природы неплохим физиономистом, самодержец сумел уловить во взгляде своего спутника короткую искорку удивления. Вопрос явно застал того врасплох. Однако признанный виртуоз переговорного искусства и высокой науки убеждать, включающей в себя широчайший инструментарий, от мастерского анализа политических и дворцовых раскладов до безупречной подачи технических выкладок, равно как и грубый шантаж с беззастенчивым подкупом, изящно отпарировал хитрый выпад венценосного собеседника, от которого он пока не определился, чего ожидать, то ли подлинного проявления монаршего благоволения, то ли хитрого подвоха.
– Государь, честно руку на сердце положа, о таком даже не думал. Пока… Жизнь моя, коммивояжерская, кочевая… Я нижайше благодарю ваше величество за столь лестное для меня, простолюдина, предложение, но ведь наши серьезные дела в Российской империи еще только начинаются…
«И с чего бы он вдруг ушел от темы по американским субмаринам Джона Холланда? Услышал, что хотел? Или все-таки знает о наших недавних переговорах с его компаньоном Айзеком Райсе? Или о том, какую истерику закатил англофобствующий самодур-ирландец, когда услышал, что Виккерс готов не только выкупить контрольный пакет в их с Айзеком „Электрик Боутс”, но и организовать постройку „Холландов” для Ройял Нэйви, де-факто выступая агентом Адмиралтейства? Не патриот он, а дурак. Деньги не пахнут… Но какой у русских к этому интерес? Или хитрит опять его величество?»
В том, что Николай II вовсе не тот простоватый и добродушный тихоня-семьянин, как про него еще думают многие на Западе, Бэйзил Захароф, друг сэра Альберта Виккерса, коммерческий директор «Виккерс-Максим Лимитед» – одной из самых перспективных фирм его концерна, убедился при тесном личном общении с российским самодержцем в марте…
– На наш взгляд – весьма перспективные дела, Василий Васильевич. И начаты они хорошо. Зачем вы так самоуничижительно. Напрасно. Я… – Николай неожиданно перешел с державного «Мы» для общего пользования на интимное «Я», употреблявшееся им только в кругу родных или очень близких людей. – Я лично ценю вас за умение делать дело, схватывая всегда и сразу самую его суть. А более всего – за ту фантастическую скорость, с которой вы научились реализовывать принятые решения. Моим бы министрам этому у вас поучиться. Уж не говорю о том, что, зная семь языков, вы – везде свой. За каналом – Бэйзил, в Париже – Базиль, у султана – Базилеос, у нас – Василий Василич. Так что не скромничайте, – улыбнулся Николай.
– Такая похвала из уст властелина величайшей империи на земле дорогого стоит, ваше величество, но все-таки я всего лишь…
– Ага, конечно: «заурядный бизнесмен, которому в жизни повезло познакомиться с выдающимися инженерами и политиками». Все, что газетчики с ваших якобы слов пишут, мы уже давно прочитали. Но я-то вас оцениваю иначе, о чем вполне откровенно и говорю. Это просто признание определенного порядка вещей… Кстати, насколько мне известно, величайшая империя ныне – все-таки Британская.
– В мире, ваше величество, в мире. А на земле – Российская.
– Хм, тонко подмечено… Вам точно в рот палец не клади, – оценил Николай остроумие собеседника, – а насчет нашего предложения… Понимаю: сейчас, когда вы нацелились на упрочение положения у Виккерса, афишировать обзаведение недвижимостью в России не совсем удобно. Как-никак британцы имеют союзный договор с нашими врагами. Но для нас желательно видеть вас здесь почаще, дабы способствовать нашему сотрудничеству. И с Виккерсом, и с вами. Да и не только. Ведь, откровенно говоря, сегодня дело даже не лично в вас…
