– Вас давно здесь не было. В самом деле ваша профессия так увлекательна, что поглощает все ваше внимание? Я люблю, чтобы меня просвещали, если я чего-нибудь не знаю. Скажите, так ли это?
Я ответил, что профессия мне действительно нравится, но, конечно, нельзя сказать, чтобы я был занят все время.
– О! Как я рада, что это слышу. Я всегда рада, когда исправляют мои ошибки. Вы считаете свою профессию суховатой, правда?
– Да, пожалуй, ее можно назвать чуть-чуть суховатой, – ответил я.
– О! Вот почему вам нужен отдых, перемены… развлечения… правда? Ну, конечно, конечно. Но не кажется ли вам, что для него… это пожалуй, немножко… Я имею в виду не вас.
Быстрый ее взгляд, брошенный на Стирфорта, который вел под руку мать, дал мне понять, кого она имеет в виду. Но, кроме этого, я ничего не понял. Не сомневаюсь, что на моем лице отразилось замешательство.
– Не кажется ли… Я совсем не хочу что бы то ни было утверждать, мне хотелось бы только знать… не слишком ли это его поглощает… не стал ли он… как бы это сказать… отлынивать от поездок к матери, которая так слепо любит его… Как вам кажется? А?
И снова быстрый взгляд на Стирфорта и его мать, и взгляд на меня – взгляд, который пытался проникнуть в сокровенную глубину моих мыслей.
– Пожалуйста, не думайте, мисс Дартл… – начал я.
– Да что вы! – перебила она. – Избави бог! Неужто вам кажется, будто я что-то думаю? О, я совсем не подозрительна! Я только спрашиваю. Я ничего не утверждаю. Я хотела бы, составляя свое мнение, опереться на ваши слова. Значит? Это не так? Ах, как я рада это узнать!
– Разумеется, я не виноват в отлучках Стирфорта из дому более длительных, чем обычно, – если только дело обстоит таким образом, – ответил я, несколько смущенный. – Но об этих отлучках я не знал ничего вплоть до нашего теперешнего разговора. Все это время я его не видел. Мы встретились только вчера вечером.
– Не видели?
– Не видел, мисс Дартл!
Она смотрела мне прямо в глаза, и лицо ее как-то вытянулось и побледнело, а старый шрам резко выступил на верхней изуродованной губе, потом на нижней, а затем протянулся вкось еще ниже. Это было ужасное зрелище, и столь же ужасными показались мне ее блестящие глаза, когда она спросила, пристально глядя на меня:
– Что же он делает?
Растерявшись, я повторил этот вопрос, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней.
– Что же он делает? – снова спросила она с такой страстностью, что казалось, ее пожирает какой-то внутренний огонь. – И в чем помогает ему этот человек, который всегда смотрит на меня такими лживыми глазами? Я не прошу вас предавать вашего друга, если вы честны и благородны! Но я прошу сказать, что с ним происходит? Что его сейчас гложет – злоба, ненависть, гордость, тревога, какая-нибудь дикая фантазия, любовь?
– Как мне вас убедить, мисс Дартл, что я знаю о Стирфорте не больше, чем тогда, когда приехал сюда в первый раз, – сказал я. – Я ничего не могу вам сказать. Я уверен, что ровно ничего и нет! Я даже не понимаю, что вы имеете в виду.
Не отрываясь, она смотрела на меня, и судорога пробежала по этому зловещему шраму, что всегда связывалось у меня с представлением о боли; уголок ее рта приподнялся, словно от презрения или от жалости, не чуждой презрению. Она мгновенно прикрыла шрам рукой – худой и хрупкой, напоминавшей прозрачный фарфор в те минуты, когда она, сидя у камина, защищала ею свое лицо от огня… Затем она торопливо и задыхаясь от волнения прошептала: «Заклинаю вас, молчите об этом!» – и больше не произнесла ни слова.
Присутствие сына доставляло миссис Стирфорт огромную радость, а на этот раз Стирфорт был особенно почтителен и внимателен к ней. Очень интересно было следить за ними, когда они находились вместе, не только потому, что их связывала взаимная любовь, но и потому, что они походили друг на друга, причем его страстность и надменность приобрели у нее благодаря ее полу и возрасту оттенок какого-то благородства и изящества. Не раз я думал, что, к счастью, никогда меж ними не возникало серьезного повода для ссор, ибо людям с такими натурами, – вернее, тем, у которых одна натура, но с разными оттенками, – куда трудней помириться, чем людям, у которых характеры совсем несходны. Должен сознаться, пришел я к такой мысли не самостоятельно, но меня натолкнули на нее слова Розы Дартл.
За обедом она сказала:
– Ох! Если бы кто-нибудь мог ответить мне на вопрос, который занимает меня целый день!
– Что же вас занимает, Роза? Не будьте такой загадочной, – сказала миссис Стирфорт.
– Загадочной?! – воскликнула та. – Да что вы! Вы считаете, что я загадочная?
– Разве я не убеждаю вас все время говорить просто и ясно? – заметила миссис Стирфорт.
– Ох! Значит, я говорю не просто? Но будьте ко мне снисходительны. Я ведь задаю вопросы только для того, чтобы узнать то, чего не знаю! А мы никогда не знаем самих себя.
– Эта привычка стала вашей второй натурой, – сказала миссис Стирфорт, не проявляя ни малейшего неудовольствия, – но я помню, Роза, да и вы тоже должны помнить, что раньше вы держались по-другому. Вы были тогда более доверчивой и не такой скрытной.
– Да, конечно, вы правы. Дурные привычки укореняются. Не так ли? Более доверчивой и не такой скрытной! Не могу только понять, как это я изменилась, сама того не замечая. Очень странно. Постараюсь стать такой, какой была прежде.
– Это было бы хорошо, – сказала миссис Стирфорт, улыбаясь.
– О! Вот вы увидите! – воскликнула Роза Дартл. – Буду учиться искренности у… ну, скажем, у… Джеймса.
– Лучшей школы, Роза, вы не найдете, – быстро сказала миссис Стирфорт, так как слова Розы Дартл всегда звучали несколько саркастически, хотя бы она и говорила самым невинным тоном.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – отозвалась та с необычным жаром. – Если я вообще в чем-нибудь не сомневаюсь, то именно в этом.
Миссис Стирфорт, как мне показалось, пожалела о своем легком раздражении, ибо сказала благодушно:
– Прекрасно, дорогая Роза, но вы нам не объяснили, что же вас тревожит.
– Что меня тревожит? – переспросила Роза с подчеркнутым спокойствием. – Только одно: если два человека походят друг на друга своим моральным обликом… Можно ли так выразиться?
– Выражение не хуже, чем любое другое, – вставил Стирфорт.
– Благодарю. Так вот: если два человека походят друг на друга своим моральным обликом, то не грозит ли опасность, что между ними, в случае серьезной размолвки, возникнет вражда более длительная и глубокая, чем между людьми разными?
– Пожалуй, – сказал Стирфорт.
– Вы так думаете? – отозвалась Роза Дартл. – Боже мой! Предположим теперь… ведь мы можем предполагать самые невероятные вещи, не правда ли?.. Предположим, у вас с матушкой произойдет какая-нибудь серьезная ссора…
