– Давайте.
Мы переплетаем свои руки и опустошаем рюмки. Только ритуальный поцелуй длится несколько дольше положенного да ее губы более требовательны. В общем, она демонстрирует серьезный подход к делу. Или, возможно, просто меняет тактику: дескать, если водка не развязывает мне язык, так, может быть, его развяжет что-то другое? Блин, опять здравствуй, паранойя! Почему бы не предположить, что ей тоже плохо, тоже одиноко, очень нужна компания на этот вечер? Зачем всегда предполагать худшее? Это мой дар сделал меня таким циником? Не потому ли я столь плохо думаю о людях, что слишком часто до сих пор сталкивался с наличием у них скрытых мотивов?
– Ну что, повторим? – спрашивает она.
Интересно, это «повторим» к выпивке относится или… Ладно, будем думать, что к выпивке.
– Пожалуй, – соглашаюсь я.
У меня возникает настроение назло своей паранойе оттянуться в этот вечер по полной программе. А Дарья… Что Дарья? Между нами ничего не было и вряд ли вообще будет. Мы просто в разных лигах. Она – Пробуждающая, а я… сам не знаю кто. Как там говорила бабушка? Развлечься, хорошо провести время без цели создать семью? Возможно, на сегодня это хороший план.
Но тут в сумочке Александры начинает звучать «Марш Империи» из «Звездных войн».
Она закатывает глаза.
– Только не это! Кто там еще по мою бессмертную душу?
С этими словами она извлекает из сумки телефон и, увидев номер звонящего, сразу делается серьезной.
– Да?.. Что случилось?.. Что, прямо сейчас? А до утра это не может подождать?.. Хорошо, хорошо, я приеду!
С некоторым раздражением нажав отбой, она тяжело вздыхает.
– Что же, не судьба… Знаешь, Володя, есть такие люди – кармические кайфоломщики! Мне не повезло работать с одним из таких. Увы, пора идти.
– Очень жаль! – искренне отвечаю я, действительно уже настроившись провести остаток вечера, а там и (чем черт не шутит?!) ночь в ее обществе. – Слушай, а…
– Не надо! – вдруг отвечает Александра. – Кто-то там, наверху, видимо, против. Значит, так тому и быть.
– Ты фаталистка?
– В общем, нет, но… Твое общество мне понравилось, хоть мы с тобой говорили не о самых веселых вещах. Только… Моя жизнь, она, знаешь, такая…
– Не знаю.
– Ну, может, оно и к лучшему. Прости, мне действительно пора. Счастливо!
Коротко поцеловав меня в щеку, она направляется к двери, а я остаюсь у стойки, в некотором смятении глядя ей вслед.
* * *
С ее уходом желание сидеть в баре и уж тем более – напиваться исчезает напрочь. Расплачиваюсь по счету и покидаю заведение всего через несколько минут после Александры. Следовать за ней не собираюсь – настроение если и было, то пропало. Просто мне надо немного воздуха и одиночества.
Начинается очередная белая ночь. Только тут, на Среднем проспекте, в некотором отдалении от Невы, народу почти нет, что очень кстати – лучше слышно звучание города. Тут, на Васильевском, он звенит, как натянутые снасти, выводит мелодию ветра и волн скрипками и флейтами, иногда добавляя минорных тонов клавишными. Пока я слушаю и решаю, куда отправиться – на набережную Лейтенанта Шмидта или сразу домой, – в звучание города диссонансом грубо врезается тревожная музыка. Это как в триллерах, когда намечается какая-то крупная гадость или жуть, запускают такой суровый саундтрек, что сразу становится ясно: что-то будет. Сейчас происходит нечто в этом роде, только уже не в кино: совсем близко звучат чьи-то струны агрессии в самой страшной тональности – ненависти и жажды убийства.
Доносится это звучание откуда-то с восточного направления. И что делать, блин? Я хоть и крепкого телосложения, но вовсе не супермен, боевыми искусствами не владею, оружия тоже нет. Если там действительно происходит нападение с отягчающими, а то и убийство, что я смогу сделать, кроме как составить компанию жертве? Мой дар в схватке – не помощник, поскольку со струнами я пока управляться так и не умею, хоть Дарья и сулила мне пробуждение памяти предков.
Самое разумное в моем случае – позвонить в полицию и валить отсюда. Но несколько рюмок водки редко способствуют разумным действиям. Сообщаю в полицию о нападении уже на бегу, причем не от, а в направлении тревожной музыки. Меня подгоняет неведомо откуда взявшийся страх опоздать и уверенность, что успеть туда мне жизненно необходимо. Неведомо? Да нет, очень даже ведомо! Дело в том, что я не слышу звучания жертвы. Только агрессия, никакого страха или боли… Хотя звучат-то двое, теперь это совершенно ясно. Только не могу понять: дерутся ли друг с другом два отморозка с обоюдной жаждой убийства, или оба они хотят убить кого-то третьего. А если так, то этот третий – «тихий», прямо как моя новая знакомая. Я еще прибавляю ходу, при этом абсолютно не представляя, что стану делать, если успею.
Струны продолжают звучать все так же, даже по нарастающей, что одновременно пугает и говорит о том, что я еще могу успеть. Я навожусь на это звучание, как на пеленг, и стремительно приближаюсь к его источнику…
Вот оно – тут рядом, за углом! Миновав очередной дом, сворачиваю во двор и сразу вижу их. В пару секунд оцениваю обстановку. Догадка верна – Александра здесь. Она лежит у стены с кровоточащей раной в боку, а над ней стоят двое самого бандитского вида громил с ножами. Один лысый (точнее, постриженный под ноль), второй – патлатый. «Тихая», похоже, оказалась не промах, раз сумела столько продержаться. Или они ее сначала стращали и только сейчас перешли к решительным действиям? Меня громилы пока не видят, а я слышу голос патлатого: «Кончай ее уже!»
Лысый опускается на колено рядом с жертвой, чтобы нанести последний, смертельный удар.
В этот момент в моей голове будто взрывается сосуд гнева, а вместе с этим взрывом приходит понимание, что и как делать. Я энергетически тянусь к струнам обоих громил. К красным струнам здоровья, хотя у меня сильное искушение заняться черными. Меня останавливает какой-то внутренний барьер, имеющий нечто общее с заповедью «не убий». Но на красных струнах я отрываюсь от души, так их зажав, что оба вопят и корчатся от боли. Я взбешен и мог бы длить эту пытку долго, но приближающийся звук полицейской сирены заставляет спешить. Резко переключаюсь на их серые струны страха, «тренькнув» по ним изо всех сил. В результате дикий приступ паники заставляет громил метнуться прочь, не разбирая дороги. В считанные секунды они скрываются за углом, проявив завидные спринтерские качества, а я бросаюсь к оставшейся лежать на земле Александре.
Она не двигается, и я уже боюсь самого худшего – звучания-то нет, а значит, возможно все. Черт бы побрал эту «несчитываемость» Александры! Мертвые не звучат, и тут тоже, если не считать полицейской сирены, других звуков нет. Склонившись над нею, я прикладываю палец к шее и с невыразимым облегчением ощущаю пульс, а заодно на пределе чувствительности слышу еле уловимый звук струн. Жива курилка, только без сознания!
