– Арина! Успокойтесь! И выслушайте меня. Иначе я приму меры!
Ага, меры он примет! Знаю я ваши меры. Перед глазами всплыла картина, как Семёнов и Ринат бьют Катю по почкам. Чтобы следов не осталось. Как Катя, захлебываясь слезами, дрожащей рукой подписывает признание во всех возможных грехах, принимая на себя не только жертв неведомой пиявки, но ещё пятнадцать висяков в нагрузку. Ей ведь уже нечего терять, а у Управления раскрываемость поднимется. Может, кое-кто даже премию получит. На меня накатило настоящее бешенство. Забрало упало. В таком состоянии мне море по колено.
– Вот только не надо мне угрожать! Я вас не боюсь! – тыкала я пальцем в Захара Матвеевича. – Где она? Что вы с ней сделали? Вы её били? Пытали? Я хочу её видеть! Слышите? Отведите меня к ней немедленно! Я должна убедиться, что с ней всё в порядке.
Ведун перехватил мои руки, которыми я размахивала перед его лицом. Сжал ладони. Мне как-то сразу расхотелось воевать. Да и что я могла с ними сделать? С четырьмя сильными, вооружёнными, хорошо обученными мужчинами? Меня омывали волны слабости. Колени подкосились. Вот Катю, наверное, так же. Сначала били, а потом одурманивали.
Закружилась голова, и я начала оседать на пол, но меня подхватил Семёнов. Отнёс к дивану, усадил себе на колени и принялся гладить по голове, как маленького ребёнка. Мне хотелось стряхнуть его руки, не раз испачканные в крови подозреваемых. Но сил не было. И я против воли принимала его ласки, которые в тот момент были мне отвратительны.
Захар Матвеевич сунул мне под нос гнусно воняющую ватку. Потом накапал в кружку какую-то другую вонючую дрянь и приказал выпить.
А потом я перестала быть собой. То есть я по-прежнему оставалась Ариной Афанасьевой, но только какой-то неправильной. Абсолютно лишённой всяких эмоций. Во мне были только спокойная отрешённость и трезвая решимость докопаться до истины.
Я стряхнула руки Семёнова, поднялась с его колен, поправила сбившуюся во время недавнего буйства одежду.
– Я должна увидеть Катю, – голос как будто чужой. Насквозь промороженный.
Семёнов, Ринат и незнакомый опер смотрели на меня как на инопланетянина.
– Мы предоставим вам такую возможность, – спокойным тоном сказал Захар Матвеевич. – Но вы должны пообещать, что не будете делать глупостей.
Я лишь повела плечом. Где я и где глупости. Скажете тоже. Я сама рассудительность.
Катя сидела в обезьяннике. Совершенно одна.
Сотрудник Управления, чьё рабочее место располагалось неподалёку от зарешёченного угла, отирался в коридоре. На вопросительно поднятые брови ведуна развёл руками.
– Не могу я там находиться. Жуть какая-то, – отрапортовал мужчина. – Я, конечно, всякого повидал за время службы, но это выше моих сил. Уж простите.
Мы подошли к решётке. Я, Захар Матвеевич и Семёнов, который решил остаться со мной до последнего.
Катя сидела на полу. Одежда её была разодрана. Всегда идеальная причёска превратилась в стоящий дыбом веник. На скуле виднелся кровоподтёк. Лицо бледное, почти синее, осунувшееся.
Она заметила наше приближение, подняла глаза.
В этот момент с меня слетела вся заморозка, наложенная ведуном.
Передо мной сидела не моя Катя. У моей Кати не могло быть таких глаз. Чёрных пустых провалов, в которых не осталось ничего человеческого.
Катя издала жуткий клёкот, а потом поднялась на колени и, словно неведомое науке огромное насекомое, неестественно выгибая локти и колени, двинулась к решётке. Я отшатнулась, упираясь в спину Семёнова.
– Хотим есть! Дайте нам еды! – заскрипел незнакомый голос. – Отдай нам её! Отдай нам его! Что хочешь для тебя сделаем! Только отдай нам их! – требовала она у ведуна, безошибочно определив в нём главного. – Есть хотим, умираем! – протяжный вой, переходящий в прерывистое поскуливание.
– Что вы с ней сделали? – шёпотом спросила я начальника.
Захар Матвеевич вздохнул.
– Запечатал воронку, чтобы она никому больше не навредила. Теперь она не может тянуть из людей энергию, из-за чего испытывает постоянный голод. Обычная пища тут, к сожалению, не поможет.
– Есть хотим! Дайте нам еды, суки! Еды! Есть хотим! Твари!
Катя скулила, рычала и грызла решётку. Протягивала к нам исцарапанные руки.
Меня словно парализовало. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Ну что, Арина, теперь вы нам верите? – спросил ведун.
Ошарашенно кивнула.
– Думаю, нам стоит вернуться в комнату для отдыха и всё обсудить.
Я не знала, что ответить, в полном шоке глядя на лучшего друга, который выл, сотрясал воздух проклятьями и тянулся ко мне через решётку обезьянника с единственной целью – сожрать мою жизненную силу.
Семёнов взял меня за руку и вывел в коридор. Он так и не отпускал моей руки. Даже когда мы вернулись на кухню и разместились за столом, сидел рядом и по-прежнему сжимал мою ладонь.
Кроме нас троих, в комнате никого не было.
Захар Матвеевич достал из шкафа бутылку коньяка, наполнил бокал, поставил передо мной. Я отодвинула его. Мне совершенно не хотелось туманить и без того нагруженный разум. Бокал перехватил Семёнов. Опрокинул себе в рот.
– Ариша, я тоже не ожидал. Вот чем хочешь тебе поклянусь! – эмоционально начал мой парень.
И я ему поверила. Катерина нравилась Семенову. Я это знала. Видела. Нравилась не так, как я. Всё-таки в меня он был влюблён. По крайней мере, хочется так думать. Катя нравилась ему как человек. С ней было интересно общаться и перекидываться шутками. Приятно проводить время. Она была лёгкой и незамороченной. Обаятельной. Притягивала к себе людей. Он, как и я, даже представить не мог, что внутри неё живёт такое…
– Я просто предложил поговорить с ней. После того как выяснилось, что Зоя невиновна в нападениях. Думал, Катя наведёт нас на нужного человека. Она же тут давно работает. Всех знает. С тобой дружит. Вдруг заметила то, что мы пропустили. Это Захар Матвеевич понял, что с ней что-то неладное. Не сразу, правда. Да и Копытин, конечно, помог. Спровоцировал её. Он вообще не сторонник мягких методов.
Захар Матвеевич и Семёнов принялись пересказывать события дня, дополняя друг друга. В результате у меня сложилась такая картина.
Вице-президент, курирующий деятельность почти всех сотрудников моего опен-спейса, согласился оказать содействие следствию (куда бы он делся?) и предоставил работникам Управления свой кабинет. Более того, сам взялся поучаствовать в допросе подозреваемой.
Зою вызвали на ковёр. Маркетолог, до этого дня ни разу не попадавшая в поле зрения господина Копытина и знавшая от коллег, кто именно доводит дурные вести о предстоящей путёвке в жизнь в нашей конторе, не на шутку разволновалась, предположив, что с ней решили распрощаться. Девушка не обратила внимания на команду оперативников, прикрытых отводом глаз.
