– Ну что ж, продолжим в классе живописи, – повёл нас на выход Фёдор Александрович.
Насчёт живописи я решил сразу пояснить, что у меня с собой материалы для акварели, но пришёл я сюда учиться работе маслом.
– Будет тебе и масло, – не стал спорить Модоров. – Но хотелось бы посмотреть акварель в твоём исполнении.
После всех проверок нас с Алексеем отправили погулять по корпусу, а дядя Вова остался решать какие-то свои вопросы с директором института. Безусловно он сразу довёл до сведения, что КГБ заинтересовано в моём обучении, но он и что-то ещё собирался обсудить. Как потом оказалось, товарищ подполковник захотел послушать оценку и отзыв Фёдора Александровича.
– Очень тебя хвалил, – расплылся довольной улыбкой комитетчик – Я-то и сам видел, что ты хорошо рисуешь, а тут мнение самого профессора! Собирай свои кисти, краски и что там требуется для вашего «масла».
– Давно всё куплено, – заверил я и продолжил: – Мы с Алексеем посмотрели расписание и поговорили на кафедре живописи. Лучше мне по пятницам приезжать. Я же начну с натюрмортов, а у выбранной группы нет занятий в четверг.
– Пятница так пятница, – покладисто согласился дядя Вова. – До конца октября у тебя освобождение. Как втянешься в учёбу в институте, возобновишь занятия в школе.
Маман в этот вечер трындела по телефону часа два. Обзвонила, наверное, всех своих знакомых, хвасталась, как сынок скоро начнёт ходить в институт. С трудом я прорвался к телефону, чтобы позвонить деду на работу. Отчитался в успехах, спросил, как у них дела.
– К Новому году сдают дом, нам в нём квартиру выделяют, – порадовал дед и поинтересовался, когда загляну в гости.
– Нескоро, – ответил я. – Приходите к нам сами.
– На ноябрьские праздники, – подсказал мне отец, и я озвучил приглашение.
Глава 12
В класс я вернулся как герой-победитель после смертельной и затяжной болезни. Татьяне Валерьевне сообщил, какие у меня изменения в расписании, и занял своё место рядом с Олегом. А на первой же перемене был атакован одноклассниками.
– Мы так напужались, прямо жуть! Светка говорила, что тебя чуть не убили. С бэшками директор разговаривал, им всем накостыляли, – первой сообщила мне Скворцова.
– Нормально всё у меня, – заверил я и поспешил уйти от темы своей личности. – Как у вас с математикой?
– Та… – скосил глаза в сторону Олег.
– Бездельничали без меня? Мне в этом году некогда с вами заниматься.
– Я не бездельничал! – возмутился Зверев. – Не понял я. Там, знаешь, как сложно!
Про сложности я не успел узнать, урок по чистописанию начался.
Совсем в двоечники никто в классе не скатился, но отсутствие моего контроля было заметно. В этом году выполнять работу родителей и учителей я не собирался. У меня в планах серьёзные занятия живописью. Дома собран стеллаж, где ждут своего часа подрамники с загрунтованными холстами, готовые к работе. Картонки для этюдов тоже сложены, как и прочие материалы.
Маман порхала по дому, с придыханием произнося незнакомые для неё слова: «мастихин», «пинен» и прочие.
Алексей тоже «подковался» в области специфических терминов. Он, в отличие от родственников, обязан присутствовать на всех моих занятиях в институте, отгоняя назойливых и любопытных из числа студентов. В институт я приезжал как мажор на «Москвиче-400». По словам Алексея, это почти идентичная копия автомобиля Opel Kadett сороковых годов. Ещё существовали улучшенная версия «Москвич-401» и кабриолет из той же серии.
С этими кабриолетами отдельная история. Не раз и не два я наблюдал, как по проспекту проезжали подобные автомобили, заполненные молодыми людьми под завязку. Какие там ремни безопасности! Они только что не выпадали из кузова, и никому из дорожной инспекции дела до них не было. Не берусь утверждать, что такие поездки законные, но кто там будет спорить с золотой молодёжью?
Сам я по умолчанию стал подобным «золотым мальчиком». В институте про меня все знали и ходили всевозможные слухи. Никто из студентов не удивлялся, когда Алексей припарковывал автомобиль на площадке перед корпусом. Зато дома у подъезда в первое время это вызывало некий ажиотаж. Консьерж почти сразу поинтересовался, куда это мальчика возят. Алексей сунул ему под нос удостоверение и сказал, что эта информация не входит в круг обязанностей вахтёра. Предполагаю, что комитетчик в курсе его обязанностей, наверняка товарищ вахтёр постукивает на жильцов и их гостей.
В институте тому, что меня сопровождает некий сотрудник, никто не удивлялся. Им хватало того, что в группе учится ребёнок. Между прочим, в классе живописи я сразу стал любимчиком у преподавателя. Глядя на меня, великовозрастные мальчики и девочки, многие из которых успели поучиться в художественном училище, удваивали усилия. Стыдно им было лениться, когда я рядом работаю.
Работать мне приходилось много. То, на что студентам выделялось шестнадцать-двадцать часов, я должен был успеть за восемь-десять. И ведь успевал же! На перерывах за пару минут посещал туалет и снова садился за мольберт. Никаких буфетов и долгих отлучек. Спасибо домработнице, которая стала собирать нам с Алексеем небольшой перекус в виде пирожков и термоса с чаем, иначе я совсем бы захирел с этой учёбой. Дядя Вова высказал опасения по этому поводу, и я попросил обеспечивать мне по утрам витамины и глюкозу в порошке.
И если в классе живописи я работал по плану со всеми студентами, то занятия по рисунку выбирал спонтанно. Мог вообще выпросить на кафедре у лаборантов в скелет и, отыскав свободный уголок, засесть за изображение различных костей скелета и ракурсов черепа. Или, как вариант, ходил в библиотеку и зарисовывал из анатомии.
На следующий день после института я словно попадал в другой мир – галдящие школьники, тупые шутки и подколки, непонимание, отчего у меня особый режим учёбы. По мере своих возможностей я занимался внеклассной работой. К Новому году подготовил большой плакат, старшеклассникам стенгазеты помогал оформлять. И очень тяготился тем, что приходится ходить на занятия.
Тут ещё у студентов сессия и каникулы, не совпадающие с моими, образовались. Все эти дни я посещал школу без перерывов и готов был завыть от тоски. По собственной инициативе к 23 февраля большую и красочную стенгазету нарисовал. После простыл и с чистой совестью просидел дома неделю, включая восьмое марта. Зато на весенних каникулах я все шесть дней неделю ходил в институт. Даже лекции по истории искусств Древнего мира прослушал. Историю искусств можно изучать бесконечно. Разные преподаватели доносят одну и ту же информацию по-своему. Сейчас же в Москве работают самые лучшие специалисты и посещать лекции было безумно интересно.
Так медленно и не спеша тянулась моя учёба.
Насчёт планов на лето я стал задумываться в мае. Кстати, в этом месяце случился небывалый ажиотаж в столице. Четвёртого мая 1960 года вышло постановление совета министров СССР «Об изменении масштаба цен и замене ныне обращающихся денег новыми».
