Он думал о ее матери, о жителях Грязного, о ребенке.
– Ты не одна.
Она не отвечала.
– Я пойду, – сказала она наконец. – Когда ты уезжаешь?
– На рассвете.
Она кивнула, а затем слабо улыбнулась:
– Не забывай меня.
Она повязала голову красным платком и вышла из дому.
Небо было чистым и ясным, чудесно лазоревым, когда на следующее утро он выехал из Русского и направился на юг.
Версты через три он выехал к обширному лугу. И, направив коня в объезд, вдруг увидел ее, стоящую на противоположной стороне луга, с тем же красным платком на голове. В первый миг он подумал подъехать к ней, но тут же решил, что не стоит. Лучше не стоит.
Некоторое время спустя он оглянулся.
Она так и стояла там – крохотное красное пятнышко, одинокая фигурка на бескрайнем поле. Она смотрела вслед всаднику, пока он не скрылся из виду.
Андрей направлялся на юг. Скоро он снова увидит степь, и колышущиеся поля пшеницы, и крытые соломой хаты.
Что за удивительная страна эта Московия! Теперь, когда он направлялся домой, на душе его стало светлей, будто в темной комнате распахнули дверь.
Мысли его умчались в прошлое – он вспомнил Анну. А затем, неожиданно, друга Степана. Вряд ли они свидятся снова.
Свобода. Вот что главное. Жизнь хороша. Он молод и пригож – в этом нет никаких сомнений. Он пригладил длинные усы – что за славный казак!
Солнце поднималось над горизонтом, а легкий весенний ветерок играл в складках его одежды.
Глава седьмая. Петр
И раньше в русской истории неоднократно возникало представление о том, что близится конец мира. Но во второй половине XVII века произошел и вовсе неожиданный зловещий поворот, который уверил многих, что на этот раз светопреставление неизбежно и Антихрист уже стоит при дверях.
Чтобы понять Россию, важно учитывать одно обстоятельство: хотя события в центре порой могут развиваться стремительно, а у новых идей находятся сторонники, на бескрайних просторах страны изменения происходят очень медленно. Отсюда почти повсеместный гигантский разрыв между тем, что говорится, и тем, что делается. Часто историки приходят в замешательство от того, что реакция далекой глубинки на дела столичные настолько запаздывает, что скорее напоминает эхо, отзывающееся на давно позабытое слово, да и человека, сказавшего его, уже нет в живых.
Ученые спорят об истоках той катастрофы, которая ознаменовала конец старой Московии, но для многих ее жителей все, без сомнения, началось в 1653 году с церковных реформ могущественного патриарха Никона. Нагляднее всего это проявилось в способе, каким русские люди совершают крестное знамение.
Это может показаться странным, потому не лишним будет пояснить, что Русская православная церковь очень отличалась от других православных церквей. В течение веков она была изолирована от остального христианского мира, и в ней развилась особая духовность и сложились собственные обряды, которые, как верно подметил Никон, шли вразрез с общепринятым направлением. В определенные моменты богослужения русские дважды пели «аллилуйя» вместо трех раз, использовали иное количество просфор для литургии, совершали слишком много коленопреклонений. Они по-своему писали имя Иисуса в своих книгах, где имелись и прочие ошибки. Но самым явным отличием среди всех прочих было крестное знамение.
Православные крестились иначе, чем католики. Вместо того чтобы дотронуться до лба, груди, а затем до левого и правого плеча, русские с большим тщанием и торжественностью касались сперва лба, затем живота, а потом в совершенно противоположном порядке: сначала правого – и лишь потом левого плеча.
К тому же, крестясь или благословляя, русские православные складывали пальцы особым образом. Русские смыкали большой палец с безымянным и мизинцем и поднимали вверх два пальца: указательный и средний, притом средний чуть сгибая.
Это было знаменитое двоеперстие – «двумя персты», – которое почиталось православными верующими истинным и древним обычаем. И его-то вознамерился изменить патриарх Никон в 1653 году, наряду с внесением исправлений в богослужебные тексты и литургию.
Подобно многим русским реформаторам, высокий суровый патриарх, так впечатливший Андрея, слишком спешил. Он начал строить огромный монастырь за пределами столицы, который назвал Новый Иерусалим. Протекавшую поблизости речку переименовали в Иордан. Архитектура монастыря была основательной, простой и строгой. Никон планировал поместить там пять престолов, на которых он однажды надеялся увидеть всех пятерых патриархов поместных церквей, а в центре бы сидел патриарх Московский.
Но жажда власти духовной послужила причиной его падения. Царь Алексей, отправляясь на ту или иную войну, оставлял Никона фактическим главой государства и даже даровал ему высочайший титул «Великий государь»; но вскоре Никон, подобно латинским папам, решил, что Церковь должна стоять над царем и государством, а этого ни Алексей, ни его бояре не потерпели. Могущественный Никон был отправлен в ссылку: его правление закончилось.
Но церковные реформы продолжались.
Уже в 1653 году образовалась оппозиция. Небольшая группа консервативных священников, самым известным из которых был протопоп Аввакум, отказалась принять изменения. Патриарх сокрушил их и сослал Аввакума на далекий север, но сопротивление нарастало.
В 1666 году Большой Московский собор, созванный для обсуждения ряда вопросов, постановил, что, чрезмерной гордыней обуянный, Никон должен быть низложен, реформы при этом необходимо провести, и среди прочего положили, что крестное знамение следует творить тремя, а не двумя перстами. Те, кто отказывался принять новые обряды, были преданы анафеме как еретики.
Это привело к великому разладу в русском обществе, получившему название «раскол» – схизма, – и появлению на исторической сцене новой заметной группы. В XIX веке они будут зваться староверами. Но сейчас их именовали попросту – раскольники или схизматики.
Существует версия, что реформаторы ратовали за прогресс, а раскольники были сплошь попами-мракобесами, которых поддерживали неграмотные крестьяне. Это не так. На самом деле Никоновы новые переводы делались в такой спешке, что в них оказалось множество несообразностей, а сам он настаивал на деталях, которые другие православные патриархи объявили необязательными. Что касается раскольников, многие из них были грамотными купцами или преуспевающими крестьянами.
Был у раскольников один убедительный довод, который реформаторам трудно было опровергнуть. Если Москва, как издавна утверждала Церковь, – это Третий Рим, четвертому же не бывать, – то как могут все церковные учения и обряды, исполняемые до нынешнего времени, вдруг сделаться неверными? Должны ли мы признать еретическими обычаи, которых придерживались русские святые, и чин богослужения, утвержденный на Стоглавом соборе при участии Ивана IV?
