Примерно за шесть лет до выступления Джеймса Хансена
[231] в конгрессе и спустя десять лет вложений в исследование изменений климата, компания Exxon на 83 % урезала бюджет, предназначенный для изучения того, как выбросы СО2 от природного топлива влияют на планету. Затем топливная промышленность запустила дезинформационную кампанию, распространяя лживые отчеты, которые, если бы им поверили, освободили бы США от болезненного самоанализа. В статье-расследовании
[232] под названием «Теряя Землю: десятилетие, в котором мы почти остановили изменение климата», писатель Натаниель Рич пишет: «То, что старшие сотрудники компании, впоследствии ставшей корпорацией Exxon, как и их коллеги в большинстве других нефтегазовых корпораций, уже в 1950-х годах знали о том, чем опасно изменение климата, – неоспоримая истина. Но автомобильная промышленность тоже это знала и уже в 1980-х начала проводить собственные исследования, как и остальные крупнейшие промышленные группы, представляющие электроэнергетику. Они все вместе несут ответственность за наш сегодняшний паралич, к тому же сделав его более болезненным, чем нужно. Но они сделали это не в одиночку. Знало правительство Соединенных Штатов… Знали все».
И все же мы продолжали демонстрировать уклонение, отчуждение и стеснение. Когда заходит речь об оценке нашего влияния на планету, мы были и в какой-то мере до сих пор остаемся на ранних этапах развития, мы – младенцы, узнающие себя в зеркале.
В первые сто дней своего президентства, тринадцать лет спустя после выступления своего отца в Мичигане, Джордж Буш-младший отказался от предвыборного обещания начать регулирование выбросов с угольных электростанций и санкционировал выход США из участия в Киотском протоколе, международном соглашении о противодействии глобальному изменению климата. Приведенное им обоснование этого выхода было настолько же серьезным, как и сам его факт: научный скептицизм. Буш обещал
[233], что «политика его администрации в отношении изменения климата будет основана на научных фактах». В том же году он запустил
[234] Американскую программу исследований изменения климата, одним из приоритетов которой являлось изучение «зон неопределенности» в знаниях об изменении климата. В речи, посвященной обсуждению
[235] неприсоединения США к Киотскому протоколу, Буш сказал: «Нам неизвестно, насколько большой эффект на [глобальное] потепление оказывают естественные климатические колебания. Нам неизвестно, насколько наш климат мог бы измениться или действительно изменится в будущем. Нам неизвестно, ни как быстро произойдет это изменение, ни как отдельные наши действия могли бы на него повлиять».
Сейчас американским левым проще
[236], чем когда-либо, винить правых в пренебрежении охраной окружающей среды, тем более с президентом, который сокращает площади государственных лесных заповедников, открывает нефтяным компаниям возможности освоения охраняемых природных зон, превращает Агентство по охране окружающей среды в Агентство по охране природного топлива, пытается реанимировать угольную промышленность, сворачивает государственную охрану водных объектов и выходит из Парижского соглашения. Но эти обвинения могут заодно оказаться способом отвернуться от нашего собственного отражения. Хотя администрация Обамы
[237] и достигла некоторого прогресса в охране окружающей среды, ему не удалось продвинуть законопроект о климате даже в первые два года своего президентства, с демократическим большинством в Конгрессе. Недавно общепризнанные очаги прогрессивной мысли
[238] провалили повестку борьбы с изменением климата: штат Вашингтон отклонил углеродный налог, а Колорадо отказался приостановить проекты по разработке нефтегазовых месторождений. За границей огромное количество французов
[239] вышли на улицы в знак протеста против налога на бензин. После трех недель яростных демонстраций Эмманюэль Макрон заявил, что введение налога будет отложено.
Признаки прогресса вроде «Мы все еще за» (коалиция американских лидеров, преданных делу достижения целей Парижского соглашения без помощи федерального правительства), «Последняя пластиковая трубочка», «Понедельники без мяса», налог на пластиковые пакеты и даже план действий Китая на 2020 год в отношении выбросов и изменения климата – неужели это все только тест на непредвиденные обстоятельства? Неужели мы просто проверяем, как наше поведение влияет на наше отражение, как это делали губаны-чистильщики, прежде чем установить их взаимосвязь? Просто начинаем понимать, что мы смотрим на себя, а не на правительства или корпорации? Конечно, это только первые шаги, но это первые шаги младенца. А нам нужно мчаться навстречу переменам со спринтерской скоростью.
Почти пятьдесят лет спустя
[240] после того, как один из астронавтов на борту «Аполлона-17» сфотографировал «Синий марбл», и около тридцати лет спустя после того, как Джеймс Хансен впервые выступил с докладом о глобальном потеплении, Америка избрала президента, который выразил скептицизм по поводу изменения климата в сотне с лишним твитов, например таких:
«Нам нужно сосредоточиться на превосходно чистом и здоровом воздухе, а не отвлекаться на дорогие мистификации вроде глобального потепления!»
«Теперь это называют «изменением климата», потому что «глобальное потепление» больше не действует. Некоторым просто неохота сдаваться!»
«Эту дорогущую галиматью под названием ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ нужно прекратить. Планета замерзает, температуры достигли рекордного минимума, и наши спецы по ГП застряли во льдах».
Какова ваша реакция на эти заявления? Гнев? Ужас? Сопротивление? Меня они наполняют первобытной яростью, которую я ощущаю только тогда, когда опасности подвергаются мои дети.
Но все эти реакции не по адресу.
