— Можешь забирать своего кота. И советую прикупить корзину для пикников. Так ты будешь менее заметен, чем с переноской для животных. Честное слово, вроде умный мужчина, а так откровенно палиться.
— Точно, — киваю, подхватывая корзину. — Так и поступлю. Спасибо, что выручила.
Отворачивается к окну и пожимает плечами. На горячее прощание рассчитывать не приходиться.
Берусь за дверную ручку, как вдруг слышу:
— И так и быть, можешь оставить его мне, если надумаешь уехать.
В моем ежедневнике не было ни одной поездки на ближайшие полгода, но теперь я обязательно отправлюсь инспектировать филиал в Сан-Диего.
Когда мы возвращаемся в квартиру, Чарльз выпрыгивает из корзины с недовольным видом. Какое-то время кот злится, что его так легко удалось обхитрить, но потом игрушка от Джеки поднимает ему настроение. Я кидал ему разные фантики, но Чарльз признавал только тот бант, который Джеки когда-то сделала для него еще в особняке.
Через три дня Чарльз отправляется жить к Джеки, а я каждую минуту в Сан-Диего нестерпимо завидую собственному коту.
Глава 41
Мое настроение напоминает лодку, попавшую в шторм. Я уже давно не оставалась без работы, как сейчас, предоставленная сама себе. Наедине с самой собой. Раньше мою жизнь наполняли незнакомцы, которые исчезали по истечению контракта. Никаких обязательств, никаких отношений.
Штиль, который закончился с появлением Адама Гранта.
Теперь каждое утро начинается со шторма. То вверх, то вниз с риском для жизни.
Натягиваются нервы-канаты, до скрипа, до скрежета, когда я прохожу мимо двери, зная, что он может быть за ней. Я замираю, будто взмывая на гребень волны, стоит уловить малейший шорох из его квартиры, а когда хлопает дверь и в коридоре раздаются шаги, сердцу становится до боли тесно в груди.
И каждый раз, разбиваясь о камни, мое наивное сердце обрушивается в пропасть, когда спустя мгновение лифт увозит Гранта прочь.
Я злюсь на себя за то, что думаю, будто он мог напроситься в гости. Зайти случайно. Я злюсь на него за то, что он просто есть. И не где-то там, далеко от меня, а совсем рядом. И первый мой порыв снова сбежать. От него и той бури, которая поднимается во мне от его близости и самого факта его существования.
Пришло время расплаты за съеденную пиццу и конфеты, за дни Великого Страдания на диване. Кроме спортзала, я дважды в день бегаю в парке, буквально сбегая от близости Гранта, но всегда возвращаюсь. Теперь я уверена, что это он должен уехать. Сбежать. Съехать. Что он сдастся, хотя, несомненно, что-то задумал, ведь не просто так переехал сюда.
Вечерами я засыпаю сразу, стоит голове коснуться подушки. У меня были проблемы со сном, но теперь их нет. Я уверена, что все дело в целительном спорте, а не в том факте, что Грант спит за стенкой. Будто мы снова в особняке. Мне хватает самой мысли, что он рядом, чтобы утратить бдительность и рухнуть в глубокий, полезный сон без сновидений. Кошмары мне тоже больше не снятся.
Утром я встаю с рассветом, бодрая, полная сил, и каждое утро пишу Лане один-единственный вопрос: «Могу ли я вернуться на работу?», но получаю один и тот же неутешительный ответ.
Нет.
Лана говорит, что дело в том, что я на таблетках. Что антидепрессанты нельзя мешать с алкоголем, а клиенту, если вдруг он захочет заказать самое дорогое шампанское после аукциона, нельзя отказывать.
Конечно, это отговорки. Но лишь отчасти.
В контракте с агентством была строка о том, что я обязана уведомлять работодателя о приеме особых таблеток или нестабильном душевном состоянии. А говорить о стабильности было рано.
Из-за близости Гранта мне то хотелось улыбаться, то плакать, то бежать к нему, но чаще всего — от него.
Умом я понимала, что мне и самой было не до работы, но годами именно работа была доспехами, которые защищали меня от самой себя. Грант фактически сорвал с меня эти доспехи. Грубо и безжалостно, как прилипший к ране пластырь. А потом исчез.
Поначалу я надеялась снова облачиться в защитный кокон. Собиралась методично вычеркивать его из своей жизни и пытаться снова жить без него. Но вместо этого Грант переехал ко мне, так близко, как это было возможно. И сделал это еще до того, как я смогла восстать из пепла. Моя жизнь все еще напоминала руины, а воспоминания — сплошную рану.
Я мучилась от его близости, пусть даже наши квартиры разделяла стена, но еще хуже мне стало после того, как Грант сообщил о своем отъезде.
Как и обещал, он принес Чарльза мне в корзине для пикника и сказал, что уезжает на три дня. Мы немного поговорили о рационе Чарльза и о том, что под покровом ночи мне придется самой зайти в квартиру Гранта и забрать туалетный кошачий лоток.
— Сейчас здесь слишком много свидетелей, — с заговорщицким видом сообщил Адам, поглядывая в коридор.
Грант не стал входить в квартиру, так и остался на пороге. Держал дистанцию, но я все равно разговаривала с ним из другого угла гостиной. Если бы он только посмел приблизиться, я бы наверное выпрыгнула в окно. Никого из мужчин я не подпускала к себе в момент уязвимости, в котором была сейчас.
Я боялась прощаний. Намеков или прямых просьб, что могла бы поцеловать его после всего, что у нас было, или обнять, чтобы пожелать хорошего пути. Но Адам Грант оставил ключи от своей квартиры на столике возле двери, кота в корзинке для пикников и уехал. Как будто между нами ничего и не было.
А ведь что было? Только то, что было положено по контракту. Я действовала по контракту и не раз это подчеркивала, когда Грант хотел большего. А сейчас контракт истек.
Теперь мы никто друг другу.
Ну ладно, всего лишь соседи. Здравствуйте, прощайте. Покормите моего кота, спасибо, до свидания. Я готовилась к штурму, осаде, а защищаться было не от кого.
С наступлением ночи я отправилась на задание. Пробралась в его квартиру, замирая от ужаса. У меня в руках был ключ, который он мне сам дал, но воображение все равно рисовало визг сигнализации, которую Грант случайно забыл снять, и как группа быстрого реагирования укладывает меня лицом в пол за попытку взлома и незаконного проникновения. А когда меня начнет допрашивать полиция, выясняя, что именно я стащила, то я буду тыкать им в лицо кошачий лоток и предъявлять Чарльза, как вещественное доказательство. После Гранта скорей всего выселят. Так что, если он не снял сигнализацию, сам виноват.
Дверь поддалась без скрипа и шума, а внутри квартиры ничего не заорало не своим голосом. С чего я решила, что у Гранта вообще обязательно есть сигнализация? Подумаешь, миллионер по соседству.
Аккуратно вошла внутрь, прикрыв за собой дверь. И словно вернулась в прошлое.
Тот же древесный аромат сандала, те же янтарные, теплые цвета в интерьере… Как я могла не догадаться, что именно он собирается переселиться сюда? Даже в полумраке было видно, что дизайнеры использовали ту же цветовую гамму, что и в оформлении особняка. Только без жаровни в центре композиции.
