Новые отношения с Западом принесли Югославии еще больше экономических кредитов, которые в июле 1951 г. были институционализированы в форме «трехсторонней помощи» США, Великобритании и Франции «на благо мира во всем мире и с целью укрепить югославскую экономику, усилить ее оборонительный потенциал и защитить ее независимость»
[1320]. Речь шла не только о финансовой поддержке и посылках продовольствия, прежде всего зерна, но и о крупных военных поставках, стоимость которых уже в начале 1950-х гг. превышала миллиард долларов
[1321].
Советский Союз, конечно, заклеймил эти связи как предательство социализма, причем особую активность в этом плане проявил В.М. Молотов. 22 июля 1951 г. в Варшаве он утверждал, что Югославия, находясь в тисках шпионов и преступников, уничтожающих свой народ, возвращается к многопартийному капитализму. Очевидно, чаша терпения Тито переполнилась, и 27 июля на праздновании дня восстания в Козаре он ответил резче, чем когда-либо прежде. Он не только встал на защиту своего режима, но и с необычной откровенностью напал на сталинскую диктатуру: «Какое он [Молотов. – Й. П.] имеет право так говорить, когда является одним из главных руководителей государства, в котором проводится политика геноцида, в котором на глазах у всего мира уничтожаются целые народы?»
[1322]
В другой речи, произнесенной в то время, Тито отозвался о США так похвально, как никогда прежде, он провозгласил их единственным защитником свободы в мире. Он сравнил американскую политику с советской и высказал мнение, что Сталин, хотя и циничен до крайности, но умен и не нападет на Запад, поскольку понимает, насколько тот мощен. Эти дифирамбы вовсе не означали, что он отказался от проведения собственной политики также и в стратегической сфере. Когда американцы потребовали, чтобы югославская армия сосредоточила внимание прежде всего на защите Люблянских и Вардарских ворот, он не согласился и через Кочу Поповича сообщил, что ее долг – защищать всю территорию государства, а не только эти две точки, которые важны для Запада
[1323].
Вашингтону, стремившемуся включить Югославию в свои военно-политические структуры, такое независимое поведение, конечно, не понравилось. Уже следующим летом США, Великобритания и Франция послали Тито документ, оповещавший, что они больше не будут бесплатно оказывать ему экономическую помощь. В разговоре с американским послом Джорджем Ф. Алленом Тито заметил, что тон и дух документа его не устраивают, и что, если Запад не изменит своей позиции, то Югославия полностью откажется от его помощи, даже если ей придется «затянуть пояс»
[1324]. Он позволил себе занять такую решительную позицию, поскольку знал, что может рассчитывать на широкую поддержку народных масс. Исследование, проведенное в 1951 г. американским и британским посольствами, показало, что Тито очень популярен, даже среди противников коммунизма. Самоуверенность и твердость, которые он выказал в кризисной ситуации, способствовали сплочению югославских народов вопреки всем этническим и идеологическим различиям между ними
[1325].
В начале 1950-х гг. в Вашингтоне начали всерьез задумываться о том, что Югославию следует принять в НАТО, организацию, созданную летом 1949 г. для защиты Запада от Советского Союза. Американцы были убеждены, что в случае советского нападения Югославия «проявит себя отлично»
[1326]. Однако это намерение не осуществилось во многом из-за того, что итальянцы не могли смириться с мыслью, что Югославия будет обладать равными с ними правами в североатлантической кампании, та самая Югославия, с которой они всё еще боролись на дипломатической арене за контроль над Свободной территорией Триест
[1327].
Однако и Тито не стремился вступить в НАТО, полагая, что присутствие западных сил на югославской территории может подорвать его режим
[1328]. На встрече с заместителем госсекретаря Государственного департамента Джорджем У. Перкинсом он между прочим сказал, что хочет остаться вне блоков, чтобы в случае агрессии с Востока югославы не могли бы обвинить его в том, что она вызвана его слишком дерзкой политикой
[1329]. Таким образом в результате довольно сложных, а временами и напряженных, дипломатических переговоров было принято компромиссное решение. В ноябре 1952 г. в Белграде были организованы переговоры между генералом Томасом Т. Хэнди, руководителем американско-британско-французской военной делегации, и генералом Пеко Дапчевичем. В ходе этой встречи, на которой югославы должны были раскрыть свои стратегические планы, Хэнди не был готов предоставить им гарантии на случай советского нападения, ранее уже обещанные Западом. Он даже дал понять, что в этом случае речь шла бы только о «локальной войне». Как сказал Тито на заседании ЦК 27 ноября 1952 г., «Запад отнесся к нам как к зависимому государству». «Они хотели узнать о наших планах, а взамен ничего не дать!»
[1330]
Несмотря на временное охлаждение отношений, американцы настойчиво продолжали укреплять свой «санитарный кордон» против Восточного блока. Так, они поставили на вооружение югославской армии 200 реактивных самолетов F-84, а также проводили обучение ее пилотов на своих базах и послали в Югославию своих военных советников. Победа республиканской партии на президентских выборах в конце 1952 г. и приход генерала Дуайта Эйзенхауэра в Белый дом, а Фостера Даллеса – в Государственный департамент не привели к существенным переменам в отношении США к Югославии. Это подтверждает тот факт, что Коча Попович встретился с будущим президентом еще 10 июля 1951 г., когда он еще был Верховным главнокомандующим НАТО. Они пришли к полному взаимопониманию
[1331].
