На VI Съезде стандартное приветствие «героя Тито» и других руководителей партии оставалось всё таким же бурным и единодушным – «не всегда по велению сердца и по убеждению, а скорее по привычке и согласно протоколу съезда»
[1439]. Как обычно, 2 тыс. делегатов якобы единогласно приняли решения. Несмотря на эту тщательную режиссуру, опирающуюся на традиции, которую подпортил только неожиданный выпад секретаря союзного правительства и бывшего генерала Момы Джурича против главы сербского правительства Петра Стамболича за то, что тот соблазнил его жену
[1440], съезд действительно стал переломным. Советский Союз на нем заклеймили как гегемонистскую силу, которая предала Октябрьскую революцию, переняла империалистическую политику царской России, вытолкнула крестьян обратно в феодализм, а рабочих оставила на милость деспотичной партийной бюрократии. Во вступительном докладе Тито использовал тезис Кидрича о «государственном капитализме», который будто бы утвердился в Советском Союзе, а также язвительно высказался о теории «руководящей нации» внутри советской системы. Тут он опирался на Карделя, который предупреждал об опасности того, что победивший пролетариат может сесть на шею другим народам. «В многонациональном государстве теория титульной нации на деле является выражением подчинения, национального угнетения и экономической эксплуатации других народов. <…> Понятно, что нерусские нации сопротивлялись и сейчас еще сопротивляются такой теории и практике»
[1441].
* * *
На основе этих выводов югославы вернулись к Марксу: они не только переименовали КПЮ в Союз коммунистов Югославии (СКЮ), по примеру его «Манифеста» 1848 г., но и возвестили, что децентрализуют государственное управление и передадут его в ведение общин или коммун. При этом, в соответствии с идеями Ленина, они подчеркивали необходимость отмирания государства, и утверждали, что по этому вопросу в социалистической теории и практике есть два направления: первое, «теистическое», предало классиков марксизма, так как пыталось задушить аффирмацию личности, освобождение труда или рабочего класса, и другое, «атеистическое», которое не признает никакой другой силы и воли, кроме той, которая исходит от рабочего человека и класса
[1442]. Югославские коммунисты, конечно, провозглашали себя приверженцами «атеистической» струи и ссылались на ленинскую новую экономическую политику, когда утверждали, что плановую экономику необходимо заменить рыночной. Как говорил в своем докладе председатель Экономического совета Кидрич, таким образом производители будут сами распоряжаться общественной собственностью и свободно продавать свою продукцию. В промышленности, торговле и сельском хозяйстве самоуправленческие комитеты должны взять на себя роль свободных предпринимателей. То общество, полагал Кидрич, которое пытается «задушить закон стоимости, идет прямым путем к сталинизму»
[1443].
Что касается СКЮ, то его задача будет совершенно другой, нежели у старой КПЮ, заявил Тито в разговоре с индийскими и индонезийскими социалистами. Власть, которую имела последняя, отныне будет осуществлять Социалистический союз трудового народа как матричная организация синдикатов и других массовых объединений. СКЮ должен стать идеологическим центром, который в дальнейшем будет оказывать влияние на экономическую, политическую и общественную жизнь не посредством указов, а с помощью аргументов. В резолюции съезда было записано: «Союз коммунистов Югославии не является и не может быть непосредственным оперативным административным или распорядительным органом в экономической, государственной или общественной жизни»
[1444].
Эти радикальные перемены вызвали сильное замешательство среди членов партии, поскольку многим было непонятно, какой станет их роль в обществе. К тому же эти изменения получили большой международный отклик, прежде всего на Востоке, где Информбюро ссылалось на них для подтверждения своего тезиса, что «югославские коммунисты (и дальше) продолжают погружаться в болото ревизионизма»
[1445]. Однако югославы не свернули с намеченного пути. 13 января 1953 г. вступил в силу новый конституционный закон, утвердивший упомянутые реформы и еще больше отдаливший югославское общество от советской модели, поскольку теперь на долгосрочную перспективу оно взяло за образец американскую систему, но главным образом основывалось на недавнем «изобретении» самоуправленческой демократии. Закон предусматривал образование двух палат: Союзного веча и Веча производителей (государственные предприятия и задруги), которое, по словам Карделя, должно было стать «инструментом классовой политики», тогда как бывший Совет национальностей был преобразован просто в довесок Союзного совета. «Наша федерация уже не только объединение народов и их государств, – полагал Кардель, – она стала носителем определенных общественных функций единого государства»
[1446]. Высшим правительственным органом стал Союзный исполнительный совет, состоявший из 43 членов, из которых 37 должны были избираться парламентом, а остальные шесть являлись председателями республик. Председатель Союзного исполнительного совета одновременно являлся президентом федерации и верховным главнокомандующим вооруженных сил
[1447]. Эти обязанности, естественно, взял на себя маршал Тито; он сформировал новое правительство, в котором больше не было классических министров, а появились государственные секретари
[1448]. Секретарем по иностранным делам стал Коча Попович, который в этом качестве сопровождал Тито в его первой официальной поездке на Запад: в Великобританию, куда его пригласил Уинстон Черчилль, после победы консерваторов в 1951 г. снова ставший премьер-министром. Поездка воспринималась как большой успех югославской внешней политики последних лет, ведь казалось, что между Белградом и Лондоном нет расхождений в вопросах, касающихся их общего противодействия советской угрозе. Государственные мужи договорились, что военные стратеги продолжат работу, исходя из предположения, что нападение на Югославию означало бы нападение на Европу. По своему обыкновению, Черчилль заявил о солидарности в патетической форме: «Если на нашу союзницу Югославию нападут, мы будем сражаться и умирать вместе с вами». Тито же заверил британского премьера, что его государство является частью «свободного мира», хотя об этом еще нельзя говорить открыто
[1449].
