Совсем иным был отклик на эту полемику на Западе. Там к Югославии относились не только со всей серьезностью, ее всячески подбадривали, чтобы она продолжала придерживаться своих передовых позиций. Когда в октябре 1958 г. новый югославский посол в Вашингтоне Марко Никезич вступал в должность и посетил Белый дом, президент Эйзенхауэр в приветственной речи отметил, что «американское правительство с уважением и благосклонностью наблюдает за решительностью югославов и их правительства. Югославия, которая успешно сопротивляется советскому влиянию, будет и дальше получать американскую помощь, чтобы стабильность ее благосостояния была обеспечена»
[1787]. Вот как это было реализовано: осенью 1958 г. югославы попросили у США и Великобритании кредит в 100 млн долларов, в декабре американская администрация начала обсуждение вопроса об осуществлении новой программы помощи режиму Тито. Год спустя для подтверждения важной роли, которую в ее глазах играла Югославия, одобрили дополнительный кредит для развития, предназначенный для строительства гидроэлектростанции близ Дубровника
[1788]. В благодарность за эти знаки расположения белградское правительство сообщило прессе, что больше не сражается с Западом. Это касалось в первую очередь США, Великобритании и Франции
[1789].
Азиатско-африканские турне
После 1958 г. Югославия во имя «активного сосуществования» развивала свои отношения с афро-азиатскими странами, с Латинской Америкой, а также со Скандинавией, несмотря на то что Норвегия и Дания являлись членами НАТО. В полемике с Советским Союзом и китайцами, а также с Западом из-за признания ГДР необходимо было доказать, что Югославия не одинока. Главную роль в установлении связей сыграли прежде всего поездки маршала Тито, который сосредоточил свое внимание на Африке и Азии, а также визиты многочисленных делегаций югославских профсоюзных и политических деятелей, которые посещали дружественные европейские и заморские государства (так, Кардель, например, весной 1959 г. побывал в Дании, Норвегии и Швеции)
[1790]. Первого декабря 1958 г. Тито на яхте «Галеб» отправился в десятинедельное турне, в ходе которого посетил Бирму, Индию, Цейлон, Эфиопию, Судан, Объединенную арабскую республику (Египет и Сирию) и Грецию. Как сообщал из Нью-Дели некий западногерманский дипломат, «неофициальный визит» Тито в индийскую столицу 1416 января 1959 г. имел большой отклик и особую сердечную теплоту. Было очевидно, что Неру ценит мнение маршала относительно отношений с Москвой, и что между государственными мужами установились исключительно близкие и дружеские отношения. Но не только в Индии, но и во всей «свободной Азии» югославский руководитель встречал проявления уважения, в первую очередь из-за его поддержки антиколониальных движений
[1791]. Королевским флером был овеян визит Тито и Йованки на Цейлон, где югославский посол Душан Кведер добился, чтобы для маршала подготовили меню и использовали тот же фарфор и приборы, которыми сервировали стол для королевы Елизаветы II несколько лет назад
[1792]. К сожалению, Тито экзотичная индийская кухня не понравилась
[1793]. С такой же роскошью он был принят в Индонезии и при дворе императора Хайле Селассие в Аддис-Абебе. После он отправился в Судан и Египет. Только визит в Бирму был лишен теплоты и не принес результатов
[1794].
Из-за приготовлений, которые требовались, количества сопровождающих лиц и багажа, приемов и охоты, азиатско-африканское турне выглядело излишне помпезно, чем-то напоминая походы Наполеона. Но об этом в Югославии, конечно же, никто открыто сказать не мог. Лишь Добрица Чосич записал в своем дневнике: «.великий политик и борец Тито не имел ни силы, ни мудрости уберечь свои политические победы и свои современные формулы мира и спасения цивилизации от столкновений и конфликтов военных блоков, от монархизма и абсолютизма, феодального отношения, опереточных декораций, парадов, костюмов, от всех этих цирковых представлений с кораблями, самолетами и всего этого дворцового барахла»
[1795].
На переговорах с Хрущевым в Румынии в августе 1957 г. Тито обязался использовать свое политическое влияние в Азии и Африке ради общих интересов
[1796]. Но из-за нападок, которым он подвергся в последнее время, всё пошло иначе. Тито повсюду предупреждал о коварстве Советского Союза и Китая и всем, у кого он гостил, представлял реалистичную и подробную картину своих недавних приключений. Об этом узнали в Москве, а в Пекине восприняли как доказательство, что Югославия является средством «империалистической агрессии». В министерствах иностранных дел в Вашингтоне и Лондоне к этим заявлениям отнеслись с удовлетворением. Как говорили в Госдепартаменте, в такой роли Тито представлял собой большую «драгоценность», чем если бы просто являлся частью западного политического союза
[1797]. Возможно, они не были бы так довольны, если бы знали, что в свое «большое путешествие» он отправился с грузом, включавшим в себя оружие и боеприпасы, спрятанные на «Галебе» и на сопровождавшем его корабле. Этот арсенал был предназначен не только Индонезии, первой точке в путешествии Тито, но и алжирскому освободительному фронту, который бы его передал Сукарно при посредстве Насера. С тех пор как французы обнаружили контрабандную деятельность югославов, они стали регулярно досматривать их корабли
[1798].
Экономическая реформа
Делегация французской КП, которая в 1957 г. прибыла в Югославию и посетила множество городов и сел, констатировала, что жизненный уровень населения весьма низкий, гораздо ниже, чем в других социалистических государствах
[1799]. В последующие годы условия несколько улучшились, прежде всего из-за подъема, который переживала промышленность, поскольку для ее развития сложились весьма благоприятные условия. По сравнению с довоенным временем она выросла в шесть раз, ВВП по сравнению с 1952 г. утроился. Среднее потребление к концу десятилетия возрастало на 10 % в год. Появился ряд новых экономических отраслей, при этом увеличился экономический разрыв между развитыми республиками, в первую очередь Словенией и Хорватией, и теми, которые в основном производили сырье и энергию. Это породило наплыв рабочей силы на северо-запад страны. Начало проявляться существенное несоответствие между промышленными и аграрными регионами, поскольку земля была разделена между многочисленными частными владельцами (едва ли 16 % плодородной земли находилось в общественном секторе). Из-за подобного положения и из-за настороженного отношения власти к крестьянину Югославия еще долго после войны была вынуждена ввозить продукты питания, в первую очередь зерно (около 1 млн тонн в год). Это сильно обременяло ее торговый баланс, дефицит которого стабильно рос и приближался к 1 млрд долларов
[1800]. Только летом 1959 г. из-за хорошего урожая, а также из-за упреков Хрущева в том, что «Югославия просит у империалистов милостыню»
[1801], было принято решение не ввозить зерно. В таких условиях не было речи о росте социалистического самосознания в массах, напротив, разногласия между разными республиками и народностями углубились ровно настолько, насколько самые развитые были недовольны тем, как было организовано выделение средств из их фондов в пользу бедных регионов
[1802]. Речь шла не столько об отказе от помощи неразвитым землям (Черногория, Косово, Македония, части Боснии и Герцеговины, а также Сербии и даже Хорватии), сколько о требовании развивать в упомянутых республиках продуктивность, чтобы помощь не пропадала в «бездонном сосуде»
[1803]. Об этих противоречиях, конечно же, не смели говорить открыто, поскольку всё еще был популярен лозунг о «братстве и единстве». Система самоуправления также шла вразрез с официальной пропагандой, поскольку рабочие органы на предприятиях просто не играли той роли, которую им гарантировала Конституция. Из-за снижения уровня технического и управленческого образования последнее слово оставалось за директорами, которые, с другой стороны, избирались только тогда, когда их кандидатура получала одобрение местного народного комитета (государственной и партийной власти)
[1804]. Этого Тито и его окружение долго не хотели понять. На II Съезде ЦК СКЮ, созванном 18 и 19 января 1959 г., Тито с ликованием говорил: «Наше развитие шло в три-четыре раза быстрее, чем в самых развитых восточноевропейских странах, в два раза быстрее по сравнению с менее развитыми странами и даже быстрее, чем в западных европейских государствах». В заключительной речи Тито сказал, что сейчас «весь мир говорит об успехах, которых достигла Югославия в индустриализации и развитии крестьянства. Необходимо сохранить престиж, который мы завоевали, и доказать, что наш путь строительства социализма верный»
[1805].