О напряженности в югославских верхах узнали и американские спецслужбы, которые уже в сентябре 1956 г. сообщали, что, по мнению Карделя, некоторые югославские лидеры (читай Тито) зашли слишком далеко в своей некритической симпатии к советскому блоку. По их оценке, Кардель при поддержке словенского и части хорватского ЦК противостоит слишком тесному сближению с Москвой и утверждает, что самые развитые республики внутри Югославии не должны поддерживать такую политику. Говорили даже о возникновении фракции внутри СКЮ и выдвинули тезис, что некоторые из соратников Тито, очевидно, боятся такого союзничества, поскольку в случае его смерти страна легко может снова оказаться под советской властью. В обзоре международного положения в конце 1957 г. они обращали внимание на то, что политика Тито привела Югославию к тому, что она скоро прервет все связи с Западом. «Вероятно, кто-то из партийных руководителей, к примеру Кардель, критиковал некоторые тактические линии Тито»
[1875]. Масла в огонь подливали агенты Ранковича, которые сообщали Тито о том, что о нем говорили руководящие югославские лидеры, а Карделя с 1947 г. и далее прослушивали и тем самым способствовали охлаждению отношений между ними. Их встречи становились всё более редкими и, как Кардель перед смертью рассказывал Дедиеру, в начале 1960-х гг. он восемь месяцев не говорил с Тито о серьезных вопросах
[1876].
В конце 1956 г. отношения между ними немного улучшились, поскольку венгерский кризис показал, насколько Кардель был прав, когда утверждал, что в отношениях с Москвой необходима предусмотрительность. Вопреки временному перемирию и обновленному союзничеству, противоречия сохранялись, хотя и не имели прежнего драматизма. Например, в 1957 г. Кардель указал на проблему национального вопроса в Югославии, о котором Тито говорил, что он скоро будет побежден и что якобы на горизонте уже вырисовывается идеал «югославского народа», который будет основан на договоре между хорватами и сербами
[1877].
Кардель, который после падения Джиласа с прискорбием ощутил подъем этатизма в Югославии, убеждениям Тито воспротивился, хотя и дипломатическим путем. Он подготовил второе, несколько исправленное издание своего труда «Развитие словенского национального вопроса», который впервые опубликовал перед войной под псевдонимом Сперанс. К оригинальному тексту он написал длинное, с учетом современных тенденций, введение, в котором подчеркнул, что Югославия не может и не смеет стать плавильным котлом. Он констатировал, что «сейчас» и в «это время» Югославия полезна, при этом он указывал, что так будет не всегда
[1878]. В разговоре с сербским писателем Добрицей Чосичем он утверждал, что «югославянство не может быть каким-либо национальным понятием. Югославянство может быть только общественно-политической категорией, следовательно, социалистической»
[1879].
Из-за той роли, которую Кардель играл внутри партийного руководства, никто не дерзнул выступить против его заявлений, поскольку Тито открыто не отреагировал. Он попытался воспрепятствовать публикации книги, но после уговоров Ранковича отказался от этого намерения
[1880]. Книгу приняли молча, и это означало, как говорил Биланджич, что конфликт, который Кардель предвидел и в который был втянут, отложен на несколько лет
[1881]. Впервые открыто он проявился в 1961 г., когда Добрица Чосич в загребской газете Telegram указал на трудности в отношениях между республиками; он полагал, что «вампирский национализм» можно легко победить с их ликвидацией. «Простите, что вы сказали?» – под таким заголовком последовал ответ Душана Пирьевца, одного из виднейших словенских интеллектуалов, который со всей силой своего пылкого характера (и не без поддержки словенского партийного руководства) опроверг позиции унитаристских и централистских «кровопийц» и тем самым начал полемику, которая вновь подняла в Югославии национальный вопрос
[1882]. Тито, Ранкович и ЦК Сербии сперва встали на сторону Чосича, но когда поняли, какой отзыв полемика вызвала в Словении, умерили свою поддержку, поскольку якобы это «сильно вредит партии»
[1883].
Пуля Ранковича
Слом «нового экономического устройства», как говорили о реформе, крестным отцом которой в начале 1960-х гг. был Кардель, стал поводом для сведения с ним счетов. Внутри политической элиты провал вызвал настоящий шок, поскольку, в соответствии со своими идеологическими принципами, она была уверена, что социалистическая экономика не может испытать рецессию. Нужно было найти козла отпущения. Всё указывало на то, что политическая жизнь Карделя висит на волоске, ведь его идеологическая деятельность была полностью дискредитирована, а научная группа по разработке систематических изменений, которой он руководил, была распущена
[1884]. Кардель был уверен, что проиграл свою историческую битву и его жизни угрожают, поскольку в конце января 1961 г. на охоте в Моровишских лесах в Среме был сильно ранен. В него попала пуля из ружья Йована Веселинова – Жарко, известного сербского политика, выпущенная тем якобы случайно, «по неопытности». Истинной картины инцидента, жертвой которого стал Кардель, общественности не раскрыли, было сказано, что будто бы во время выстрела в челюсть его ударил приклад винтовки. В окружении Карделя говорили иное. В день несчастного случая охотились на мелкую дичь, зайцев и фазанов, для чего использовали дробь. В то время как словенскому политику в затылок, в кость, попала пуля большего калибра, которая используется при охоте на кабана, что само по себе вызвало вопросы, а не стреляли ли в него с целью «ликвидации». Кардель неоднократно говорил, что Ранкович хотел его убить, а его жена Пепца была уверена, что всё еще хуже, она всюду утверждала, что «Эдо и я живем под железной пятой, Тито нас всех посадит». Бакаричу, которому больше всего верила, она говорила, что «он всех нас убьет»
[1885].
