Когда после длительного внутреннего обсуждения, которое продолжалось несколько месяцев, между 7 и 13 декабря 1964 г. в Белграде наконец созвали VIII Съезд, на нем достаточно открыто обсудили современные экономические и межнациональные проблемы югославского общества
[1934]. Тито, который, начиная с бурного партийного пленума в марте 1962 г., допускал раскол между либералами и консерваторами и при этом использовал одних и других для соблюдения необходимого равновесия ради сохранения своего режима, на съезде неожиданно перешел на сторону Карделя и его сторонников. По словам Ранковича, он начиная с 1963 г. и далее попал под словенское и прежде всего хорватское влияние: «Шкуру вывернули наизнанку. Он больше не притворялся: национальную и государственную политику он мыслил в виде конфедерации»
[1935]. В 1963 и 1964 гг. Ранкович с печалью констатировал, что «Тито постоянно “тянули” в Словению. Строили ему охотничьи домики, водили на охоту, готовили для него развлечения. Словенцы свою политику согласовывали с хорватами. Стево Краячич, Крлежа и Бакарич его окружили. Тогда Тито потерял всех друзей в Белграде <…> В 1964 г. Тито девять месяцев прожил вне Белграда: на Бриони, в Брдо при Кране, в Хорватии и Словении»
[1936]. На VIII Съезде СКЮ, который был подготовлен Карделем и его людьми, Тито неожиданно поднял все ключевые вопросы, о которых до сих пор на таких важных встречах не говорили
[1937]. Хотя, как обычно, он импровизировал, пусть и без настоящего воодушевления, но всё было предельно понятно: он утверждал, что «шовинистские элементы, которые являются наследством довоенной Югославии, всё еще тлеют под золой» и присутствуют повсюду, «в культуре, экономике, науке и исторической науке», одновременно он осудил этатистско-бюрократические стремления и унитаристское игнорирование общественно-экономических функций республик и краев (Воеводина и Косово). Тито отверг «административно-централистские методы» и осудил тех, кто защищал «искусственный» югославский народ
[1938]. И то, что во время выборов на съезде он впервые обозначил себя как хорвата, само по себе говорило о многом
[1939].
Ранкович, который получил тезисы о «вампирской» национальной политике еще перед съездом, возразил Тито, отметив, что всё это ведет к распаду Югославии. Между ними вспыхнул такой спор, что они потом два месяца не разговаривали даже по телефону. Затем Ранкович попытался убедить Карделя, что помимо государственного централизма необходимо также осудить и республиканский этатизм, который ослабляет югославянство. Но безуспешно
[1940]. Полемика, которая последовала после выступления Тито, сформировала мнение, что внутри СФРЮ существуют различные национальные субъекты, которые находятся на различных ступенях развития. Одну из ключевых фраз в этом отношении сказал Кардель, который в своем реферате отметил, что «каждый народ имеет право и реальную возможность жить и развиваться в соответствии с плодами своей деятельности»
[1941]. Эту мысль включили в общую резолюцию, которая осуждала тезис об одном-единственном югославском народе как отражение бюрократического централизма и унитаризма. По предложению Стане Кавчича и вопреки протесту Добрицы Чосича в нее записали: «.нация должна распоряжаться излишками своего труда. И в это ее право не смеют вмешиваться ни центральные, ни государственные верхи. Союзное правительство только координатор республиканских политик развития и экономики»
[1942]. Поскольку начали подчеркивать значение автономии и для внутренней жизни СКЮ, было решено, что с этого времени съезды республиканских СК будут проходить перед союзным съездом, а не после него. Это означало, что местные партийные руководители больше не будут послушными исполнителями уже запланированного политического направления, более того, будут посредством своих делегатов влиять на его формирование. Единственный несогласный голос, который можно было услышать на Съезде, был голос Ранковича, говорившего о «демократическом централизме» в партии, государстве и экономике. Он указал также на то, что в СКЮ образуются группы, которые ставят под вопрос ее руководящую роль внутри общества. Вопреки тому, что Ранкович не придерживался одних мыслей с Тито и товарищами, он, конечно, тоже сорвал бурные аплодисменты. Его доклад был принят «единогласно»
[1943]. Однако было ясно, что реформы, которые прогнозировал VIII Съезд, невозможно будет осуществить без его отстранения; в тот момент его судьба была решена
[1944].
Одним из важнейших событий на VIII Съезде стало избрание нового Центрального комитета из 155 человек. Тито согласился стать его генеральным секретарем. ЦК в тот же день избрал расширенный Исполнительный комитет, который теперь насчитывал 19 членов вместо 13. К уже существовавшим первым секретарям СКЮ Александру Ранковичу и Эдварду Карделю добавили Велько Влаховича, который был более популярен в партии, чем они оба
[1945]. С назначением этого триумвирата канули в Лету разговоры, которые велись в последние недели в Белграде, – что Тито якобы собирается уйти с поста, оставить Влаховичу место генерального секретаря СКЮ и удовлетвориться местом почетного главы партии. О том, каковы его планы, он рассказал на пресс-конференции 12 декабря, когда заявил, что чувствует себя достаточно крепким (а так он и выглядел), чтобы и дальше руководить СКЮ
[1946].
