Заговор против Ранковича был исключительно опасным и рискованным предприятием, поскольку УГБ имело в распоряжении вооруженные части и даже танки. Однако то, что ЮНА встала на сторону Тито, не дало Ранковичу воможности для маневра, даже если бы он намеревался совершить государственный переворот, о котором в верхах СКЮ говорили как о вполне вероятной возможности. Так или иначе, они подготовились ко всему – уже в середине июня усилили охрану радио и телевидения и привели в боевую готовность как армию, так и полицию. Для нанесения удара использовали кадры из Хорватии, Словении и из ЮНА, но не из Сербии, так как считали их ненадежными
[2010].
Ситуация была настолько обострена, что генеральный штаб организовал тайный отъезд Тито из Белграда, поскольку, согласно секретным сведениям, ему грозила опасность – якобы Ранкович с помощью УГБ может его арестовать. (По другой версии, его на своем мерседесе по проселочным дорогам через Осиек на Бриони вывез сам Краячич
[2011].) Остров, где обычно во время летних отпусков было много избранных гостей, тогда был полупустым, кроме членов ЦК на нем было много военных и полиции. Президента пытались убедить, что он находится в смертельной опасности и должен надеть бронежилет
[2012]. Эти страхи были преувеличены. «На Бриони противник не мог проникнуть, и опасность была исключена, – говорил Краячич позднее в одном из интервью. – Могу сказать, что я был весьма удовлетворен ходом событий на пленуме. Думал, что будут трудности, однако всё прошло легче, чем я себе представлял»
[2013]. Атмосферу происходящего хорошо иллюстрирует письмо, которое он 1 июля отправил Тито. Хотя у него и был аккуратный школьный почерк, тогда он писал очень нервно, так, что некоторые слова трудно разобрать. Из содержания понятно, что товарищ Стево в то время плел интригу с Владо (Бакаричем) и Мишковичем, «который волен сделать всё, что возможно, дабы разрулить твою ситуацию, поскольку все люди, которые тебя окружают, довольно сложные и мы должны найти способ решить проблему»
[2014].
Едва все прибыли на Бриони, вечером накануне пленума членам ЦК раздали материалы для следующего дня. Значительная часть этих материалов позднее была напечатана, но это не коснулось так называемой документации, которую все участники должны были после Пленума вернуть. В ней были данные, имевшие непосредственное отношение к прослушке, и имена тех, кто был к ней причастен
[2015]. Ранкович осознал серьезность своего положения только ночью перед заседанием, когда последним из членов ЦК, где-то около 12 часов получил реферат, в котором было введение в темы дискуссий следующего дня. В нем содержались совсем другие обвинения, о которых никто ранее не говорил. Он был настолько взволнован, что ему стало плохо. Как стало известно позже, у него был микроинфаркт, о котором врач, осматривавший его, никому не сообщил, даже ему самому
[2016].
Тито на VI Пленуме ЦК СКЮ 1 июля 1966 г. выступил самокритично, отметив, что он не занимался решением проблем, которые накопились в руководстве партии с 1962 г. Одновременно он обвинил Ранковича и Стефановича в том, что они защищали нелегальную деятельность группы функционеров Службы государственной безопасности, которые намеревались захватить власть и остановить развитие самоуправленческой социалистической демократии. При всем этом якобы за ним самим следили, его прослушивали, им манипулировали, предоставляя неточную и неуместную информацию: «Речь идет о фракционной, групповой борьбе за власть»
[2017]. На бурном заседании ЦК в отеле «Истра», которое длилось много часов, Ранкович был физически сломлен, у него поднялась температура и началась сильная боль в груди. Он был, как рассказывал один из присутствовавших, «как вешалка, а не как живой человек»
[2018]. После Тито и Црвенковского он взял слово. Сначала он пытался защищаться и начал читать уже подготовленное заявление, в котором не было ответа ни на одно из обвинений, выдвинутых против него. Хотя он признал, что методы, которые использовала УГБ, были «грязными», он не рассматривал их как свои, поскольку не руководил тайной службой уже давно. Отрицал он также и то, что является сербским националистом. Самое большое, что он готов был признать, была «моральная ответственность».
Вся афера, по его мнению, была либо махинацией «вражеской группы», которая работает на врага, или отдельных лиц, которые их подталкивают к злому умыслу. Его прервали и потребовали, чтобы он дал объяснения по пунктам обвинения. Это требование он проигнорировал и продолжил читать свое пустое заявление. Во время перерыва Иван Гошняк настолько осмелел, что выразил ему сочувствие и посоветовал уехать, поскольку он мог не выдержать того, что еще должно было произойти. Лека этот совет отклонил, заявив, что должен услышать всё, что скажут против него и его работы. «При этом я даже не предполагал, что может дойти до того, до чего дошло». Самым неприятным было то, что кое-кто из самых близких соратников первым начал обливать его грязью, хотя до этого они были его верной свитой. Особенно Йован Веселинов и Добривое Радославлевич, которые его перебивали и истерично требовали, чтобы он точно отвечал на поставленные вопросы. Не боролся ли он за власть, за наследство Тито, не готовил ли переворот и путч, исходя из великосербских и гегемонистских амбиций?
[2019]
В конце обсуждения Ранкович перестал упорствовать и не пресмыкаясь признал не только свою моральную, но и политическую ответственность за ошибки. Обещал, что «в рамках своих возможностей» будет сопротивляться всем, кто хотел бы использовать его в качестве средства для раскола СКЮ, яростно отрицал, что он что-то знал о специфической деятельности УГБ, что был виновен в «сектантстве» и что планировал стать наследником Тито
[2020]. Тито с глазу на глаз он напомнил: «Если словенцы в 1962 г. спасли Карделя, я счастлив, что сохранилось единство государства, что мои сербы не сделали для меня того же». И еще: «Меня можешь легко выгнать, Старый. Однако когда ты уйдешь, в Югославии будет катастрофа»
[2021]. Тито пропустил мимо ушей зловещее предсказание. Заседание он завершил с облегчением, констатировав, что произошедшее «даже превзошло ожидаемое», и выразил благодарность членам Центрального комитета за оказанное доверие. А Ранковича даже похвалил, что он «хорошо держался»
[2022].