Для югославской общественности, которая о противоречиях в партии ничего не знала, новость о Брионском пленуме, о котором сообщали по громкоговорителям в больших магазинах, была подобна взрыву бомбы. В Словении отреагировали сдержанно, в Хорватии сияли от удовольствия, что «нет возврата к прошлому»
[2023]. В Ранковиче они видели не только символ полицейской диктатуры, но и символ великосербских планов и гегемонии
[2024]. В Сербии были шокированы, им казалось, что они остались без своего руководителя в верхах как раз в тот момент, когда возник вопрос о наследстве Тито. Сдержанное недовольство за три дня до пленума выразил Добрица Чосич в письме Тито, где он спрашивал об обоснованности «скандального» осуждения Ранковича, будучи уверенным, что эта афера имеет антисербские корни. Об этом протесте общественность ничего не узнала, ведь Тито это письмо аккуратно сохранил в своем сейфе
[2025]. Это имело только одно последствие: диалог между ним и известным писателем был прерван, при этом последний относился к «брионскому режиму» и его носителю всё более критично. Чосич стал преданным представителем той части сербов, которые верили в югославскую идею, конечно, при условии, что она защитит их ценности и интересы. В этом смысле он стал опасен режиму, причем из-за его авторитета было невозможно так или иначе его «ликвидировать».
14 июня 1966 г. состоялось совместное заседание всех комитетов Союзной скупщины, которые должны были обсудить просьбу Ранковича освободить его от должности заместителя президента СФРЮ. Поскольку Ранкович после Бриони «по состоянию здоровья» попросил 20-дневный отпуск, обсуждение происходило без его участия. Всё произошло быстро, процедура не продлилась и 10 минут. Председатель скупщины Эдвард Кардель наскоро прочитал заявление Ранковича об отставке и, поскольку больше никто ничего не добавил, заявил, что просьба удовлетворена. Кардель, однако, вторым пунктом повестки сообщил, что 36 депутатов предлагают в качестве нового заместителя председателя государства Кочу Поповича. Новость вызвала долгие аплодисменты, при этом не стоит упускать из виду тот факт, что с тех пор, как Попович ушел с поста секретаря внутренних дел, он не проявлял особой политической активности
[2026]. Его назначение стало бальзамом на раны сербской гордости, хотя никто, кто имел собственное мнение, не питал иллюзий, что этот одинокий интеллектуал сможет что-то изменить. «Пока существует Тито и пока существует титовское руководство, СКЮ – это аморфный, либерализированный, конформистский сталинизм»
[2027]. Так считал Добрица Чосич.
После свержения Ранковича последовала большая чистка УГБ и СКЮ, в первую очередь на сербских территориях: в самой Сербии, в Косово и в Черногории, позднее в Боснии и Герцеговине, в Хорватии и Словении
[2028]. И это вопреки тому, что пресса в сообщениях о разных заседаниях органов внутренних дел в общинах и республиках утверждала, что в обеих республиках не дошло до «политических злоупотреблений»
[2029]. В действительности оказалось, что только в Хорватии Служба государственной безопасности собрала досье на 1300 тыс. граждан. (Большая часть этих досье была уничтожена, за исключением тех, в которых речь шла о принадлежности к антисоциалистическим организациям, или об антисоциалистических настроениях
[2030].) Тысячи функционеров были арестованы и осуждены на тюремные сроки, исключены из партии или уволены с работы. Партийные комитеты всех уровней соперничали в раскрытии коррупции и злоупотреблений, в которых была виновна УГБ; постановили, что подобные вещи больше не повторятся. В прессе появились статьи с ханжеским вопросом «Как такое возможно?», писали о «нашей разновидности сталинизма», раскрывали интриги и нарушения, которые совершили «сталинские, реакционные, подобные кастам полицейско-бюрократические и реакционные силы». Самые страшные преступления, которые совершила ОЗНА, или УГБ, сразу после войны, которые были связаны с насильственным отъемом зерна, Голи-Отоком и судебными процессами в Любляне, не упоминали. «Об этом не было речи, – сказал Войин Лукич – Войкан, – поскольку от этого нельзя было отмыть руки, как Понтию Пилату»
[2031].
Средства массовой информации сообщали о многочисленных собраниях, которые организовывал СКЮ или другие институции, участники которых одобряли решения IV Пленума, обещали «полную, неограниченную поддержку» при воплощении в жизнь «дальнейшего развития самоуправления и непосредственно социалистической демократии». Осуждали «вредоносную деятельность» Ранковича и «деформации» внутри УГБ, при этом гарантировали, что партия будет и дальше двигаться по пути «дальнейшей демократизации, самоуправления и большей внутренней демократии». Сербию в то время обуревала мания самобичевания, причем представители верхов общественно-политических организаций забрасывали общественность признаниями в ложности пути сербского шовинизма и национализма. Часто упомянутые встречи совмещались со спонтанными манифестациями в честь СКЮ и Тито и завершались партизанской песней «Друг Тито, мы тебе клянемся!»
[2032]
Хорваты воспользовались случаем, чтобы освободиться от своего «Распутина» – председателя сабора Ивана Краячича, который не имел никакого отношения к группе Ранкович – Стефанович, но из-за своего властного и нетактичного поведения нажил себе много врагов. Как говорил американский консул в Загребе, Краячич был опасен по трем пунктам: из-за своей агрессивности, крика и зловония
[2033]. В Загребе говорили, что в качестве предлога для его отставки (ему было только 60 лет) использовали случай, когда в состоянии подпития, что с ним случалось часто, он сказал: «Дайте мне пистолет, и я пойду и перестреляю сербов»
[2034]. Но на самом деле он сделал кое-что похуже. После открытия памятника жертвам концентрационного лагеря Есеновац 3 июля 1966 г., во время обеда он в грубой форме, будучи пьяным, сказал сербской делегации: «Убирайтесь, четники! Вон! Здесь покоятся уважаемые хорваты, и этот лагерь мы строили для вас, сербы! Для четников и цыган! Слишком мало мы вас тут уничтожили»
[2035]. Этот инцидент сильно задел и разозлил Тито. Вопреки дружбе он дал указание хорватам заменить Стево на посту председателя сабора. Его отставка «из-за слабого здоровья» еще не означала, что он впал в немилость Тито, о чем свидетельствовал факт, что его не исключили из ЦК СКЮ и что на день рождения 28 августа ему вручили высокую награду и Тито от своего имени и от имени жены направил ему сердечное поздравление.
