* * *
Расширяя сферу своего влияния на юг, Тито осознавал, что не сможет говорить от имени Югославии, пока не закрепится в Сербии, которая всё еще находилась в тисках подразделений Недича и немцев, с которыми сотрудничали отряды Михайловича и Льотича, так называемая Синяя гвардия. (Из 150 тыс. партизан, а столько их было в конце 1943 г., в восточной половине Югославии насчитывалось едва ли 2 тыс., да и те находились в положении загнанных зверей.)
[657] В октябре 1943 г. он полагал, что настал момент для переноса центра операций на другой берег Дрины, но отказался от этой идеи из-за мощного наступления немцев, попытавшихся осенью занять все территории, ранее находившиеся под итальянской оккупацией. Почти три месяца в Словении, Истрии, Горски-Котаре, Далмации и Герцеговине шли жестокие бои между партизанскими и немецкими отрядами за контроль над побережьем и внутренними транспортными связями. В Словении немцы могли рассчитывать на поддержку «домобранцев», а в Черногории и других регионах с помощью четников и албанцев они организовали широкомасштабную операцию, чтобы отрезать партизанам путь в Сербию, этот «важнейший оплот для защиты Балкан», как написал в одном из приказов сам Гитлер
[658].
II сессия АВНОЮ
Несмотря на ожесточенные бои, Тито и его соратники не отказались о намерения созвать в Яйце, древней столице боснийских королей, вторую сессию АВНОЮ. Подготовку ее поручили Карделю, Кидричу и Моше Пияде. Как и год назад, решения, которые должно было принять АВНОЮ 29–30 ноября, заранее утвердило Политбюро. В конце октября оно решило объявить Национальный комитет освобождения Югославии (НКОЮ) временной исполнительной властью, лишить эмигрантское правительство всех полномочий, провозгласить объединение югославских народов в шесть федеративных единиц и запретить королю возвращение на родину до тех пор, пока народ не выскажется в пользу монархии или республики. При подготовке этих решений, в которых уже были намечены контуры будущей социалистической Югославии, руководителей партии, конечно, не мог не волновать вопрос о том, как отреагирует на них Советский Союз, ведь было очевидно, что он всё больше проявляет недовольство слишком самостоятельной политикой КПЮ. В середине сентября 1943 г. в Верховный штаб прибыл болгарский коммунист Штерью Атанасов, первый человек из Москвы за последние два года, с которым Тито смог побеседовать. Помимо прочего, он сообщил ему, что в советской столице готовится конференция министров иностранных дел трех великих держав. Опасаясь, что Молотов, Иден и Халл примут решения, не соответствующие его планам, Вальтер 2 октября послал Димитрову телеграмму, в которой четко высказал, что королю Петру и его предательскому правительству не позволят вернуться на родину. Намек Маклина, что британцы не будут строить больших планов относительно короля и правительства в эмиграции, еще больше укрепил его уверенность
[659]. Более того, уже через десять дней он предложил советским властям свою кандидатуру в качестве нового руководителя Югославии, но сделал это очень осторожно. Он попытался прозондировать их мнение телеграммой, в которой сообщил, что «в Словении, Хорватии и в АВНОЮ высказывается предложение, чтобы на следующем его заседании я, оставаясь командующим армией, был избран председателем Национального комитета». И скромно добавил, что не согласен с этим. «Прошу вашей поддержки для того, чтобы убедить хотя бы соратников. За границей это, на мой взгляд, было бы плохо воспринято»
[660]. Конечно, он сразу получил от Димитрова «поддержку»: его оповестили, что его назначение было бы «нецелесообразным», что, видимо, подействовало на Тито как холодный душ
[661].
Реакция Тито на такой ответ Москвы довольно отчетливо выявила особенности его менталитета: он считал, что не нужно информировать русских «обо всем» и таким образом давать им повод саботировать АВНОЮ еще до начала его работы. В следующие две недели он не давал Москве подробных отчетов о подготовке II сессии АВНОЮ, но разрешил Атанасову описать в двух телеграммах обстановку в рядах партизан: «Коммунистическая партия есть единственная реальная политическая сила, способная организовать новое югославское государство…»
[662] В телеграмме, которую Тито послал Димитрову 26 ноября 1943 г. (несмотря на роспуск Коминтерна, он по-прежнему поддерживал с ним регулярные контакты, ведь роль этой организации перешла к «Научному институту 205»), он не упомянул ни о решении, принятом относительно короля, ни о предложении словенской делегации, выдвинутом Йосипом Видмаром: чтобы на сессии ему в знак признания заслуг, как это делали в Красной армии, присвоили звание маршала, которого в Югославии еще не было
[663]. Есть сомнения в том, насколько в действительности спонтанным было это предложение, учитывая то обстоятельство, что Йосип Броз уже 20 октября 1943 г. подписал диплом офицерской школы Верховного штаба как маршал Югославии
[664]. Как бы то ни было, когда ему предложили это звание, он покраснел и спросил в замешательстве: «Не слишком ли далеко мы заходим? А что скажут русские?» Кардель и остальные быстро его успокоили. У русских есть свои маршалы, почему бы и югославам не иметь своего? Когда на сессии АВНОЮ на повестке дня встал вопрос о присвоении Тито звания маршала, в зале, как пишет Джилас, настало «бурное и воодушевленное единодушие». Истерическим рукоплесканиям, восклицаниям, поздравлениям, объятиям и поцелуям просто не было конца
[665]. Затем 30 ноября Президиум АВНОЮ издал формальный указ о присвоении звания «с целью высказать заслуженное признание товарищу Йосипу Брозу – Тито, верховному главнокомандующему, за гениальное руководство операциями Народно-освободительной армии и партизанских отрядов Югославии и за талант и настойчивость, выказанные им при ее создании и военнополитическом подъеме на нынешний уровень»
[666].
