Кризис, наступивший в конце 1944 г. в отношениях между британцами и высшими руководителями югославского движения сопротивления, король Петр II попытался использовать в своих целях и не принял предложения отказаться от своих прав. Черчилль, убедившийся, что «пригрел змею на своей груди» (т. е. Тито), однако, совершенно трезво оценил, что в Югославии можно сохранить хотя бы подобие монархии, лишь признав регентство. Несмотря на это, прошло два месяца, прежде чем упрямый Петр II решил уступить. (Из-за его обструкции члены регентского совета были назначены лишь 2 марта 1945 г.) На конференции в Ялте 4-12 февраля трое великих настоятельно порекомендовали провести в жизнь соглашение Тито – Шубашича, и чтобы до созыва Учредительной скупщины вел работу временный парламент, в котором будут заседать члены АВНОЮ и те депутаты довоенной народной скупщины, которые не сотрудничали с оккупантом. Речь шла о 118 политиках, избранных на выборах 1938 г., во времена стремившегося к диктатуре Милана Стоядиновича
[835].
Этот договор был явной попыткой усилить буржуазные, чуждые движению сопротивления силы, и Тито с негодованием назвал его «настоящим преступлением против Югославии», причем недовольство его было больше направлено на Советский Союз, чем на британцев и американцев
[836]. Он очень обиделся, что Сталин так легко уступил Рузвельту и Черчиллю. «Трое великих» вообще не известили его о своих намерениях, а просто после принятия решения послали телеграмму, как будто его мнение не имело никакого значения
[837]. У него была четвертая по мощи армия в Европе, поэтому он был так убежден в своей значимости, что даже официально предложил союзникам 100 тыс. бойцов для похода на Берлин
[838]. Поэтому он выразил официальный протест новому главе советской военной миссии К. В. Киселеву и пригрозил, что с этих пор станет одинаково относиться ко всем союзникам. Однако государственный деятель в Тито уже одержал верх над революционером, что давало основание предположить, что его отношения с Советским Союзом не будут простыми. Характерно, что британский дипломат Джордж Рендел в разговоре с бывшим югославским премьером Слободаном Йовановичем уже в феврале 1945 г. предсказывал, что Тито вскоре исчезнет с югославской политической арены, и произойдет это не без помощи «русских»
[839]. Между политическими лидерами Белграда и Москвы разразился серьезный кризис, который еще больше углубился, хотя об этом и не трезвонили повсюду, когда маршал 7 марта 1945 г. сформировал первое правительство Демократической Федеративной Югославии. Среди 30 его членов, помимо Шубашича, назначенного министром иностранных дел, был и Милан Грол, представитель Сербской демократической партии. Согласно характеристике, данной Карделем, Грол был «очень независимым человеком, с большим авторитетом, но реакционным политиком правого толка, который, собственно говоря, не совпадал с нами, так сказать, ни в одном пункте»
[840]. Тито решил ввести его в правительство, чтобы доказать Сталину свою независимость и в то же время сделать приятное Черчиллю. Советские лидеры, узнавшие об этом неожиданном назначении от британцев, были в бешенстве, поскольку полагали, что в правительство следовало включить их кандидата, бывшего посланника короля в Москве Станое Симича. Кроме того, декларация, с которой выступило перед всем миром новое правительство, показалась им «бледной». В тайном письме, посланном советской стороной 11 марта Тито, Карделю и Хебрангу, отмечалось, что в документе не упомянуто о сотрудничестве между славянскими странами и отсутствует выражение благодарности Советскому Союзу, помогавшему освободить Сербию, и подчеркивалось, что «молчание по этому вопросу не может пойти на пользу демократической Югославии». Советское правительство (читай – Сталин) утверждало: «…недостатки декларации <…> являются выражением давления Шубашича и Грола, которые уже с первых шагов нового югославского правительства влияют в нежелательном направлении на демократическую Югославию»
[841]. Тито ответил, что назначение Грола министром обусловливалось сложившейся в тот момент в Югославии ситуацией: прежде всего убеждением, что «возможно, таким способом легче разбить блок сербской реакции», а также мнением, что без него «союзники не признали бы нового правительства». Однако инцидент очень обеспокоил Тито и он одновременно послал Димитрову депешу, которую перехватили британские разведывательные службы и в которой он спрашивал: «Как мне относиться к Филиппову?»
[842]
Филиппов (псевдоним Сталина) немедленно ответил в своей грубой манере, что не согласен с этими аргументами, что вынудило Тито в тот же день, 15 марта 1945 г., созвать заседание Политбюро. Лишь после того, как оно в особом заявлении признало свою ошибку и объяснило вышеупомянутую декларацию «оппортунистическими опасениями обострения отношений с Великобританией и США», он немного успокоился. В посланном ему письме Тито и товарищи посыпали голову пеплом и обещали, что впредь будут советоваться с советским правительством по всем вопросам, поскольку убеждены, что для Югославии существует лишь одна возможность – «идти с Советским Союзом и под его руководством»
[843]. Несмотря на эти униженные заверения, долго ждать следующего инцидента не пришлось. Тито устроил официальный обед в честь послов СССР, Великобритании и США, аккредитованных в Белграде, и на почетное место посадил посла Великобритании, хотя представитель Сталина И. В. Садчиков прибыл в Югославию раньше, чем он. А значит, по протоколу должен был иметь приоритет. И снова из Кремля пришел резкий протест
[844].
Об этом закулисном конфликте Черчилль не подозревал. Будучи убежден, что проиграл в Югославии, он решил приспособить свою политику к сложившейся ситуации. В ноте, посланной Идену 11 марта 1945 г., он написал, что отныне оставит Тито вариться в его балканской каше, сделает ставку на Италию и постарается спасти ее от «коммунистической чумы»
[845]. При этом он думал о сильной коммунистической партии в северной Италии и об опасности ее совместного революционного выступления с КПЮ. Исходя из этого небезосновательного подозрения, он с большим беспокойством воспринимал территориальные требования новой Югославии, касающиеся Юлийской Крайны, включая Триест, где ОФ уже начиная с 1942 г. развернул сильное движение сопротивления. Он всё больше убеждался в том, что необходимо предотвратить налаживание непосредственных контактов между итальянскими и югославскими партизанами в этом регионе
[846].
