— Здравствуйте, Юленька, ничего, что я так, по-свойски? — улыбнулся он и потер ладони. Я тоже растянула в ответ губы и заверила что ничего, валяйте, мол. Чего уж, выла при нем белугой, какая из меня теперь Юлия Викторовна. Слёзы обнажают душу, выворачивают изнаночной стороной, а если ты приоткрыл свою изнанку человеку, считай, поделился ей, пусть даже самым крохотным кусочком. Артемий кивнул, отмечая моё согласие, и сказал: — Прошу любезно простить меня за задержку.
— Глупости, это я рано пришла.
— Вы пришли как раз вовремя, а вот мы угодили в жуткий затор. Макс сейчас пытается прорваться в районе площади, как оказалось передвигаться без автомобиля сегодня гораздо быстрее.
— Вы сюда пешком шли? — не поверила я.
— Всего лишь два квартала, — не придал он значения, своей вынужденной прогулке. — Я к вам с предложением. Только для начала хотелось бы перейти на Ты, как вы на это смотрите?
Благодушная улыбка красовалась на его лице как приклеенная, рождая идеи о подвохе, мысленно я приготовилась к худшему, в глубине души надеясь — обойдется.
— Положительно, — отозвалась я, гадая, что за этим последует.
— Отлично, — кивнул он и продолжил: — Юля, у меня к тебе просьба. Точнее даже не просьба, приглашение. Наша фирма устраивает рождественский бал седьмого января. Основная направленность благотворительность, а по сути, привлекаем инвесторов и обозначаем своё место на рынке. Среди приглашенных политики, бизнесмены, артисты и художники, элита, так сказать, местного розлива. Я буду очень рад видеть тебя на данном празднике.
Возникла пауза, подошедшая официантка тому виной, или же он произнес все что хотел и теперь ждал моей реакции, но я не спешила отвечать, размышляя с какой такой радости, он меня к местной элите причислил. Девушка расставила кофе и пирожное, удалилась, а я бросила гадать и вполне вежливо высказалась:
— Не совсем понимаю свою роль на данном мероприятии.
— В наше время найти даму для свиты не представляет сложностей. Только видеть абы кого в этой роли нет ни малейшего желания. Ты мне симпатична, глубоко симпатична, — акцентируя, повторил он, — мне ужасно хочется пригласить тебя и более того сопровождать на этом балу. Прошу, подумай, сразу не отвечай. У тебя есть целых пятнадцать минут, пока мы пьем кофе, — здесь он лукаво улыбнулся, одними глазами, давая понять, что последнюю фразу про пятнадцать минут нужно воспринимать как шутку.
— У меня только один вопрос: тот ли я человек, что вам нужен?
— Тебе, Юль, тебе. Мы же договорились, — сгреб он мои руки, тут же накрыв их своими ладонями. Немного сжал и поднял в воздух, разводя в стороны, как будто тренируется перед танцем, выделывая различные па нашими руками: — Да мы затмим любую пару на этом балу, умоем этих чертовых снобов!
Прозвучало самонадеянно, хотя он вроде бы шутил. Почему то я поверила: он способен «умыть снобов», только буду ли я под стать? Я освободила руки, пока мы не расплескали кофе, подхватила чашку и поинтересовалась:
— А тебя не беспокоит, что эти «чертовы снобы», прозовут тебя «столичный выскочка»?
Он заливисто рассмеялся, по-юношески, заразительно и порадовал:
— Ничуть. Зато теперь я уверен, что сделал правильный выбор.
Я согласилась. Заняться мне в каникулы особо нечем, а слово «бал» само по себе привлекало и будоражило любопытство. Мы допили кофе, отведали пирожное, условились о способе доставки меня на бал (он заедет за мной в шесть, нужной датой) и стали прощаться.
— А что если мы завтра поужинаем? — предложил он напоследок.
— Сожалею, не смогу, нужно готовиться к праздникам.
Я поднялась, понимая — невольно держу дистанцию: контролирую себя, немногословна, очень сдержана на эмоции. И вновь подумала о его имени. Интересно как его звали родители? Артём? Тема? Представила его мать, аристократку в пятом поколении, по крайней мере, считавшую себя таковой, как она извлекает из себя «Артемий, держи спину», высоким сопрано — Артемий. Уверена, только так.
Артемий Яковлевич помог мне накинуть шубу, подставил сложенную руку, предлагая взять его «под ручку», что я благополучно проделала, и повел меня к выходу. На крыльце кофейни мы простились, он приложился к моей щеке, весьма невинно, и направился к машине — Макс уже доехал. Я отправилась на парковку офиса, моя тачка ждала меня там, размышляя как должно выглядеть платье для бала.
Глава 19
Праздника не ждала. Не хотелось. Накануне подумывала отключить телефон и просидеть в тишине квартиры, даже телик не включать. А тридцать первого проснулась и пошла за ёлкой. Искусственной в нашем доме не водилось.
Вернулась через три часа с увесистым пакетом в одной руке и перевязанной бечевкой, пахучей елкой в другой. Разобрала продукты, следом втащила деревце в кухню, срезала путы, не став расправлять ветви сразу — хрупкие с мороза. Попросила отца достать коробку с антресолей. Вышел, мазнул по лежащей на полу елке тяжелым взглядом, но коробку достал.
Открыла её и пропала на час. Каждая шишка, каждый шар напоминали о детстве. Бог мой!.. сколько я ими не пользовалась, не доставала? Лет восемь? Пожалуй, и больше. Часы в форме домика. Эти ещё из детства мамы. На красной, пузатой крыше белые крапинки — снег, стрелки замерли без пяти полночь. «Пять минут, пять минут…», — шепотом пропела я. Мама любила этот фильм, даже шила мне как-то платье на новогодний школьный бал по моде шестидесятых в крупный горох, с пышной юбкой. Я тогда училась в девятом. Покачала домик в руке — весомый. Стекло гораздо плотнее, чем у современных игрушек.
Елка была едва ли выше метра. Обвесила купленной гирляндой, нарядила, соорудила для неё пьедестал из той же коробки и разделочной доски служившей усилением, чтобы повыше стала. Установила ближе к окну прямо на кухне и включила огни. Поглазела, пытаясь нащупать новогоднее настроение; если и теплилось, пока разбирала игрушки, то — схлынуло.
Вернулась из душа — огни не горят. Отец выключил. Иду к нему, стучу, открываю дверь. Сидит в кресле, листает семейный фотоальбом. Картонные уголки страниц распушены и местами засалены, пара из них норовит выскочить, едва держась на переплете. Всё живет прошлым.
— Пап, не выключай, праздник же. Будем радоваться.
Некогда строгий и местами суровый Виктор Васильевич, а теперь потерянный, словно заблудившийся ребенок, человек поднял на меня взгляд и сфокусировал на моем лице. В глазах борьба мыслей. Пытается понять, о чем я тут толкую? Едва заметно кивнул и согласился:
— Ладно.
Вновь уставился в альбом. Фотографии уже шли цветные, заглянула: провожают меня в первый класс. Тихо выскользнула и вернулась на кухню.
К вечеру у меня был готов оливье, маринованная медовой заливкой утка ждала, когда её отправят в духовку.
— Там тебе будет уютно, — сооружая кокон из фольги, произнесла я.
