— Тебе помочь, Юляш?
— Нет-нет, сидите. Я сама.
Я убежала повторно в дом, оставив их возбужденных, взволнованных новостью. Достала пузатый, керамический чайник, которым почти не пользовались, и заварила чай с мятой. На улице хорошо с мятой. Поставила к нему на поднос три чашки, мармелад в вазочке, его очень Валентин Петрович уважал, и вернулась к мужчинам. Они спорили. Вдохновенно, каждый с уверенностью в своей мудрости и правоте.
— А я говорю — Матвей, — стучал ребром ладони по столу Херальд.
— Семён, — вполне различимо настаивал отец.
— Право слово, ну какой Семён? Сёма! Ты ещё как меня, давай, выдумай, бабским именем обзови!
Стоило мне подойти, замерли, как по команде. Я разлила чай по чашкам, подала каждому. Отец держал кружку двумя руками, одной ему браться строго запрещено, Херальд пил причмокивая, сощурив один глаз. Первым не вытерпел отец.
— Имя выбрала? — спросил он, проглатывая некоторые буквы. Сосед нахохлился, но высказаться не решился, вроде как не моё дело, посторонний, мол. Я мечтательно посмотрела вдаль, отпила чай из чашки и протянула:
— Выбрала. Патриком хочу назвать.
Видели бы вы их лица! Брови отца поползли вверх, причем каждая на разном уровне. Я на всякий случай забрала чашку из его рук и на стол определила. Херальд откашлялся в кулак и обалдело уставился на отца, словно спрашивая: «Это что ещё за зверь такой — Патрик?» Я уже планировала рассмеяться, потому как «держать паузу» мне надоело, но в это время к дому подкатила машина Глеба. Смяться я разом передумала. Ещё решит, что делаю это специально, устраивая показуху: вот как мне весело без тебя.
Он припарковался, вышел из машины и направился к нам. Поздоровался с мужчинами рукопожатием, мне бросил привет и, не глядя ни на кого конкретно, спросил:
— Чаевничаете? — сосед закивал в ответ, а отец на меня скосился. Бесполезно, кстати, за чашкой для Глеба не пойду. — Хорошо тут у вас. Тент только натянуть надо, летом пекло будет.
— Я пойду ужином займусь, — повернулась к отцу, а потом добавила соседу: — Надоест вам сидеть, позовете, папу заберу. Шахматы принести?
— Побеги спокойно, мы так посидим.
Я и вправду занялась ужином, изредка поглядывая в окно. Бывший немного посидел на моем месте, а потом направился к машине. Скоротечный визит получился. Однако, он и не подумал уезжать: открыл багажник, достал огромный пакет и уже с ним возвращался к дому. Глеб скрылся из виду где-то на заднем дворе. Я замариновала куриную грудку, направилась в котельную и, стараясь слишком не припадать к стеклу, выглянула в окно. Глеб носился по участку с граблями. Я ушла в кухню, а через пол часика вернулась к наблюдению. Теперь он разбрасывал по участку зерна. Сеятель, блин! Я не вытерпела и вскоре уже стояла в проёме задней двери:
— Разреши полюбопытствовать, чем ты тут занят?
— Газон сею, — как ни в чем небывало, заявил он.
— Чего ты добиваешься, а?
— Густого, равномерного покрытия, за один посев такого не добиться. А к следующему году вполне.
Ясно. Я вернулась к своим делам и постаралась отвлечься. Получалось не ахти. Мысленно то и дело возвращалась к нему. За эти прошедшие месяцы, у меня ни разу не получилось допечь его, дабы отбить охоту сюда шастать, а я таки старалась. Раз, а то и пару, в неделю он стабильно появлялся у нас, то с какой-то помощью, то просто узнать, как у нас обстоят дела. Уверена сегодня приперся, потому что нашептали — у меня плановое УЗИ. Ему удалось заполучить в союзники отца, постепенно на его сторону встал и Херальд, и что самое главное — Светка. Хотя ей мужскую солидарность к делу не пришьёшь.
«У меня такое чувство, что ты упиваешься своей властью над ним» — сказала однажды она. Может подружка права? Иногда я в это верю. А потом спрашиваю себя: а сможешь забыть, не вспоминать? Не корить, не сыпать упреками, получится с этим жить? Так, чтобы забыть, как страшный сон, и не вспоминать. Я солгала ему, будучи уверенной — для сохранения семьи только детей недостаточно. Тут нужно что-то покрепче, весомее: объединяющее людей на целую жизнь и даже больше. И тогда я задаю себе новый вопрос: готова жить без него? И затрудняюсь ответить.
— Юль, — бывший стоял у входной двери. — Можно войти?
Я протерла полотенцем руки и вышла в проход:
— Хозяйничать на участке ты не спрашиваешь разрешения. А я между тем планировала цветник.
— Цветник можно разбить перед домом, а там лучше устроить детскую площадку. Горки там, песочницу…
— А ты, значит, решил, что непременно тебе её надо устраивать? — едко заметила я и вернулась к раковине.
— Ну, а кому? — все-таки скинул он кеды, прошел и заметил мне: — Раз уж отец ребенка не чешется по этому поводу.
«Отца ребенка» он припоминал мне примерно дважды в месяц. Однажды, так и заявил: «Ты выбрала не того человека», намекая тем самым на его отсутствие в моей жизни.
— Это не твоё дело!
— Хорошо, это не моё дело, — согласился он и сел в кресло. — Юль, я поздравить тебя зашёл. С сыном.
— Уже разболтали, — проворчала я, не повернув головы. — Но спасибо.
— Не измывайся над стариками, скажи уже, что ты пошутила. Они же безоговорочно верят каждому твоему слову.
— И как я над ними измываюсь, интересно? — повернулась я и сложила руки на груди. Свободная футболка прижалась к телу, подчеркивая округлившиеся уже формы. Взгляд Глеба уперся в мой живот, а я вновь отвернулась, мне показалось он решит, что мы оба — и я, и мой ребенок в животе — упрекаем его, виним за содеянное. А я старалась смотреться с ним равнодушной. Безразличной. Хотя на деле получалось чёрте что, а все мои инсинуации больше смахивали на подростковые закидоны. В общем, ему опять пришлось отвечать мне в спину:
— Имя для малыша, — напомнил он. — Они там сидят, переживают, что ребенку с таким именем будет… непросто.
— Они так забавно придумывали ему имя, я не сдержалась, — улыбнулась я и поняла — это первая фраза, сказанная Глебу вполне по-человечески.
Мы ненадолго замолчали, я покончила с мытьем овощей и фруктов, разложив те на полотенце сушиться, и приоткрыла окно.
— Вы там ещё не замерзли? — крикнула своим старикам.
