Ластианакс наконец поднялся на вершину земляного вала и оказался на обходной дороге, где ради такого случая расставили скамьи. Перед ним простиралась заснеженная равнина, окаймленная темнеющим вдали зубчатым горным хребтом. От лютой стужи юношу отделял купол, установленный на окружавшем город земляном валу, ширина которого достигала двадцати шагов. Молодой человек подошел и прижал ладонь к гладкой поверхности адаманта. Этот ледяной мир, подверженный капризам ненастной погоды, вызывал у истинного гиперборейца, каковым и являлся Ластианакс, отвращение. Его с детства учили презирать варваров, лишенных почетного права жить под куполом. На первом уровне люди очень дорожили этим представлением о привилегиях: их успокаивала мысль о том, что кому-то на этом свете живется еще хуже.
Тем не менее Ластианаксу все чаще казалось, что он задыхается в этом городе. Весь последний год обучения, пока он корпел над своим изобретением, его часто охватывало желание открыть для себя мир, который он знал только по рассказам исследователей и видел на картах. Но перспектива заменить Палатеса и данное самому себе обещание найти убийцу заставили юношу остаться в городе. Эти две цели казались ему тесно связанными. Ластианакс не сомневался: именно в Совете Палатес заметил нити, сплетенные загадочным пауком, который в итоге его убил. Чтобы выкурить зверя из норы, молодому человеку пришлось забыть о своих мечтах.
В некотором смысле он испытал облегчение, поняв, что пока не может покинуть свой город. Возможное столкновение с убийцей пугало его не так сильно, как внешний мир.
Жара вырвала Ластианакса из раздумий. Из-за скопления тысяч зрителей температура под куполом стала почти невыносимой. Ластианакс покачал по́лами своей тяжелой, собранной в складки пурпурной тоги, символом его звания мага. Прямо сейчас он охотно променял бы ее на более тонкую ученическую тунику.
– Так это правда, ты уже маг? – произнес насмешливый голос позади него. – Похоже, тебе, как обычно, не терпится всем доказать, что ты лучший?
Ластианакс обернулся и оказался лицом к лицу с девушкой лет восемнадцати, одетой в зеленое платье того же цвета, что ее глаза. В этом платье и муаровом тюрбане, стягивающем ее длинные черные волосы, Пирра была неотразима – наверняка вскоре многие модницы возьмут на вооружение этот образ.
– Я же здесь не один такой, – ответил Ластианакс. – Кстати, где твоя ученическая туника?
– Ластианакс, тебе прекрасно известно, что моя защита должна состояться через две недели, – сказала Пирра, досадливо хмурясь. – К тому же разве можно заявиться на Состязание василевса в ученическом платье, будучи законодательницей гиперборейской моды? Кроме того, никому и в голову не могло прийти появиться здесь в официальной одежде, – добавила она, оглядывая молодого человека с головы до ног.
Ластианакс почувствовал, что краснеет. Он взглянул на магов, занимавших свои места на трибунах. Действительно, все его коллеги отказались от своих пурпурных тог в пользу более праздничных нарядов. Чувствуя себя чучелом, юноша снова перевел взгляд на насмешливую Пирру. Она всегда смотрела на его правый глаз.
– Ластианакс, – проговорила девушка, качая головой. – Твой наряд так и кричит: «Я с первого уровня!» Это даже трогательно. Ладно, извини, эпарх занял мне место в главной ложе. Впервые за сто лет женщине позволили сидеть там, было бы жаль упустить такую возможность.
С этими словами она легкой походкой пошла к трибуне.
«Она сильно изменилась», – с горечью подумал Ластианакс, следуя за девушкой.
Пирра села под парчовым навесом в центре трибуны, а юноша остановился у первого ряда и встал, облокотившись на парапет. Перед ним на трибунах собралась толпа магов, словно волна, что вот-вот обрушится на него. Молодой человек вдруг представил, насколько потешное зрелище являет собой, неспроста его коллеги сейчас наблюдают за ним, ехидно усмехаясь: девятнадцатилетний кандидат в министры, неопытный настолько, что не умеет носить тогу и спотыкается на каждом шагу, путаясь в складках одеяния. Ластианакс выбросил из головы свои тревоги и заставил себя уверенно оглядеть трибуны в поисках стратегически выгодного места. Состязание василевса дает ему уникальную возможность набрать очки в политике.
В главную ложу, предназначенную для самых важных персон, ему не попасть. Там уже сидел Силен и о чем-то оживленно беседовал с министром торговли. Заметив, что его бывший ученик стоит в нижней части импровизированного амфитеатра, толстячок ему подмигнул. С тех пор как тайнограф взял Ластианакса под крыло, он всеми силами пытался найти для него поддержку в Коллегии наставников. К настоящему моменту ему еще осталось уговорить министра торговли, однако даже если последний согласится поддержать Ластианакса, то будет не хватать еще одного голоса, а ведь следующее заседание Совета уже совсем скоро.
Твердо вознамерившись найти потенциальных союзников, Ластианакс скользнул взглядом по главному казначею, стратегу и судебному секретарю. Эти трое всегда выражали преданность эпарху – никто из них не рискнет проголосовать за протеже Силена. Взгляд молодого человека упал на Триериоса, министра колоний, тучного мужчину в пенсне. Он носил угольно-черную козлиную бородку, из-за чего его круглое лицо походило на перевернутую грушу. В отличие от других членов Совета Триериос сидел не в главной ложе. Министр не пропускал ни одной юбки, но был прекрасно образован и умен, недавно он выступил против продажи колоний Темискире и с тех пор впал в немилость. Тем не менее Триериос входит в Совет, а посему является перспективным союзником… если, конечно, Ластианакс сумеет заручиться его поддержкой.
Пока юноша придумывал, под каким благовидным предлогом подойти к министру, тот вдруг впился взглядом в проходящую мимо хорошенькую белокурую служанку, несущую на одной ладони поднос с алебастровыми чашками. Министр окликнул девушку, но та подавала напитки другим магам и не услышала его. Другой слуга подошел к министру и поднес ему наполненный стакан, но Триериос сердито его оттолкнул. Догадавшись, что напитки интересуют сластолюбца куда меньше прекрасной подавальщицы, Ластианакс подошел к служанке и указал на нетерпеливо ерзающего на своем месте мага. Девушка поспешила к нему, а Ластианакс последовал за ней. При виде подошедших к нему молодых людей Триериос просиял.
– Господин министр, этот молодой мастер сообщил мне, что вы желаете чего-нибудь выпить, – сказала служанка, наклоняясь, чтобы лучше слышать. – Что именно вам подать?
– Стаканчик сладкого вина нового урожая с Касситеридских островов и вашу очаровательную улыбку, моя милая, – ответил Триериос и подмигнул. – Обратитесь за этим нектаром к виночерпию, я знаю, у него осталось несколько амфор. Именно я их ему привез из своей последней поездки в колонии, – уточнил он и поправил на носу пенсне, дабы лучше видеть пышный бюст девушки. – Этот напиток, пьянящий и золотистый, – подлинное наслаждение, прямо как вы, моя милая.
Стыдясь своей хитрости, Ластианакс тем не менее тоже залюбовался достоинствами служанки, а та натянуто улыбнулась, создавая у Триериоса иллюзию, будто высоко оценила его комплимент, после чего поспешно удалилась. Молодой человек кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание министра – тот бормотал себе под нос: «До чего прелестная девица…» – и, указав на пустую часть скамьи рядом с Триериосом, спросил:
