Как-то раз, воскресным летним деньком, за пару месяцев до несчастного случая, Джо и Орхидея, тогда еще влюбленные друг в друга без памяти, взяв Кертиса, отправились на площадь Конго посмотреть выступление уличных музыкантов. Когда они проходили через рынок – там торговали тростями, соломенными шляпами, плетеными стульями и вообще всякой всячиной, – внимание мальчика привлекла стайка птиц, вспорхнувших со старого дуба. Отец накрыл огромной ладонью плечо Кертиса и прогремел басом:
– Как ты думаешь, сынок, какого цвета твоя птаха?
– Кто, папуль?
– Твоя птаха. Душа – так еще ее называют. Какого она цвета?
– Джо! – сердито глянув на мужа, воскликнула Орхидея, в ту пору еще совсем молодая и полная сил. – А ну прекращай нести эту околесицу!
– Скажешь тоже – околесица. В это верили мой отец, дед, прадед и все в нашем роду, – отозвался Джо. – Ну уж нет, моя дорогая, молчать я не буду! Кертис должен знать! Каждая душа – птаха, она хочет вырваться на свободу и парить в вышине, а не ползать по земле, – прибавил он и топнул для убедительности ногой, поднимая клубы пыли.
– Вся эта твоя магия вуду – полная чепуха, – возразила Орхидея.
– А вот и нет. Знавал я одного католического священника – лет мне тогда было чуть меньше, чем Кертису, – так вот, даже он рассказывал мне что-то подобное. Священник говорил, что мы рождаемся с душами неоперенными, точно птенцы в пуху, и наша задача прожить жизнь так, чтобы душе потом было не стыдно выпорхнуть на свободу, когда дни на земле подойдут к концу…
– Джо, хватит! Не забивай ребенку голову всякой ерундой!
– Ерундой? Это, по-твоему, ерунда? Тогда чем же забивать мальчику голову, скажи на милость? Ты сама не понимаешь, о чем говоришь! Если сейчас не внушить Кертису, что жизнь надо прожить достойно, то потом будет уже поздно! Одному богу известно, сколько дров парень наломает, коли с малых лет не наставить его на путь истинный. Ты будешь потом отдуваться за его проступки?
– Я думаю, она коричневая, – произнес Кертис, все это время размышлявший над папиным вопросом, который, несмотря на возражения матери, пришелся ему по душе.
– Не путай с цветом кожи, сынок, – возразил Джо. – Знаешь, какого цвета моя птаха? Ярко-красная с оранжевыми крыльями. Долгие годы я представляю ее и почти уверен, что она именно такая. Ну, может, кое-где на брюшке и есть темные пятнышки, но, в общем и целом, моя птичка – ярко-красная с оранжевыми крыльями.
– Ну и бред! – воскликнула Орхидея.
– А что касается маминой пташки, – сказал Джо и заговорщически подмигнул Кертису, – то она промозглого серого цвета с крыльями темнее ночи. И лишь огромный клюв у нее ярко-желтый. Только птичка откроет клюв, чтобы сказать что-нибудь, – берегись!
– Почему?
– Да потому что он – хрясь! – и захлопнется, как медвежий капкан.
– И совершенно на меня не похоже! Хватит молоть ерунду! – воскликнула Орхидея и стукнула Джо кулачком по огромному плечу, а затем, не сдержавшись, улыбнулась.
– Кертис! – Голос отца гремел так, точно на станцию прибывал грузовой состав. – Нам предстоит хорошенько потрудиться, чтобы мамина птаха заиграла новыми красками. Что-нибудь яркое и пестрое! Как думаешь, ей понравится? Красный и оранжевый – эти цвета, мне кажется, очень хорошо подойдут маминой пташке.
– Подойдут! – воскликнул Кертис и взял папу за руку.
Дождь за окном не утихал. Гром рокотал, но все еще где-то далеко. «Как же рыцари Круглого стола, – гадал Кертис, лежа в постели, – не сходили с ума от постоянного стука дождя о железные латы?»
Прошло много времени, прежде чем его отец оправился после несчастного случая. Но полностью выздороветь у Джо так и не получилось: он замкнулся и больше никогда не смеялся. «Может, череп и остался цел, – думал Кертис, – но вот крылья его птахе переломало».
Спустя некоторое время Железноголовый Джо вернулся в доки. Позже Кертис узнал, что на работе у отца все шло из рук вон плохо, и его перевели на склад: укладывать мешки и коробки. Джо Мэйхью не справлялся и с семейными обязанностями: стал чужим для жены и сына. Когда Кертис немножко подрос, он понял, почему отец покинул их. Бедняга стыдился своей неполноценности, он так и не смог примириться с мыслью, что прежним ему уже не стать.
После несчастного случая у Джо появилась привычка подолгу гулять. И однажды вечером он ушел и не вернулся.
Мать за стеной снова закашлялась. «Сейчас попросит стакан воды», – промелькнула у Кертиса мысль.
:Кертис, ты не спишь?:
Ему понадобилась пара мгновений, чтобы отвлечься от размышлений и настроить свой «радиоприемник», как это называла госпожа Мун, на другую волну.
:Не сплю, – отозвался Кертис.
:Чем занимаешься?:
:Лежу, читаю и слушаю шум дождя.:
:У нас тоже дождь, – ответила девочка. – Что читаешь?:
:Книгу про короля Артура и рыцарей Круглого стола. Слышала про таких?:
:Да, слышала. Они ведь давно жили?:
:Очень давно…:
Девочка немного помолчала, а затем спросила:
:А как там мистер Крэйбл?:
Кертис еще в пятницу поведал своей невидимой собеседнице про трагическую гибель дочери Старого Крэба. Он сильно переживал за мистера Крэйбла и просто не мог держать в себе эти тягостные мысли.
:Мистер Крэйбл вернулся на работу, но послезавтра он поедет в Чикаго. Ему даже выдали бесплатный билет туда и обратно!:
:По-моему, это справедливо!:
:Да, согласен. Ты не поверишь, но мистер Крэйбл, проработав всю жизнь на железнодорожном вокзале, на поезде путешествовал всего два раза!:
:А ты? Путешествовал когда-нибудь на поезде?:
:Нет, мне пока не доводилось.:
:А я ездила. Несколько раз. С мамой и папой. В прошлом году. Мы были в Нью-Йорке.:
:Не исключено, что я нес ваши чемоданы!:
Девочка снова затихла, но Кертис чувствовал, что она рядом: в голове тихонько жужжало.
:Ты узнал бы меня, если бы повстречал? Например, на вокзале?:
:А ты смогла бы меня узнать?:
:Боюсь, что вряд ли.:
:Вот и я тоже сильно сомневаюсь. Скорее всего, ты прошла бы мимо, и мы оба даже ни о чем бы не догадались.:
:Это так ужасно! – воскликнула собеседница. – Знать кого-то, но не узнавать!:
:Согласен. Но мы же договорились, что это будет нашей тайной до поры до времени.:
:Да, ты прав.:
За окном прогремел гром. На этот раз чуть ближе.
«Неужели ушла? – подумал Кертис и прислушался. – Нет, по-прежнему здесь».
